Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.rulit.me
Приготовления к празднику начались ещё задолго до его наступления. Мелисса писала торжественную речь, потом долго и нервно учила её, заперевшись в кладовке с наступлением сумерек. Ей, как виновнице торжества, в честь которой эту кашу и заварили, приходилось тяжелее всех. Для неё это было что-то вроде отчаянного глотка воздуха перед погружением, последний рубеж, за которым ждал только груз непомерной ответственности главнокомандующего и больше ничего. Будь на её месте я, то уже давно свихнулась бы.
Но я была на своём месте.
Ни особо оказанной честью, ни бесчисленными обязанностями меня не манали. Младшим классам Академии вообще обещали выходной, а вот нам он совершенно не светил – нам светили общественные работы на благо государства. Даже самым отдалённым районам Дельф, заросшим в пыли испокон веков, придавали подобие порядка, наводили блеск. Правда, в основном сие прекрасное начинание выражалось в подкраске бордюров и натягивании цветастых флажков между крышами, но уже одно это меняло вид улиц до неузнаваемости.
– Как дела? – краем глаза замечая меня, Мелс отрывалась от бумажек ровно затем, чтобы с невероятным теплом и такой же невероятной грустью в голосе похвастаться. – Представляешь, они утвердили мой стратегический план на месяц.
– А я… покрасила бордюр, – гордо объявляла я в ответ, поспешно проскакивая мимо её комнаты и деликатно умалчивая о том, что вообще-то ровно до половины, после чего бессовестно смылась из-под зоркого глаза старосты, чтобы успеть в маленькое кафе в Академгородке до закрытия, потому что самые вкусные яблоки в карамели продаются именно там и больше нигде.
Во дворце я долго никогда не оставалась, потому что вскоре после моего побега туда приходил командующий Хаурес, а по совместительству директор Академии, с одной лишь целью оказать мне невиданную честь и лично навешать люлей за побег, попутно ноя о том, как задрало его моё распиздяйство. Шла я на чердак в дом Феличии-ноа, той, которая в свободное от Академии время носила длинные кружевные платья в пол и материлась, как сапожник. Там мы ели бутерброды с сочными листьями салата и дописывали домашку по истории Алмазного измерения. Возвращалась я только за полночь, когда Хаурес уже точно ушёл, все уважающие себя и крайне уважаемые духи рассосались по комнатам, и только у Мелиссы ещё горит свет в окне, потому что она никак не может запомнить эту невозможную речь. Можно было подходить и класть голову ей на колени, она погладит.
Лето подходило к концу.
Лето подходило к концу и вместе с этим близилось назначении Мелс и грандиозное празднество.
– Если что-то пойдёт не так, вас пустят на лоскутки! Сами знаете, что мы всегда крайние, – орал глава Академического совета в пять часов утра толком ещё не проснувшимся студентам, бесстыдно выдернутым из кроватей, чтоб завершить последние приготовления к празднику.
Мне, можно сказать, сильно повезло, потому что согласно плану дежурила я на площади, как раз под тем балконом, с которого будут пихать свои охренительно важные речи высокие чины и на котором Мелисса будет клясться в верности Совету, что делало его центром всех сегодняшних церемоний и, так сказать, сердцем празднества. Вот только этот едрёный балкон был настолько умопомрачительно высокий, что разумнее было бы забраться на какую-нибудь крышу, чтобы всё видеть. Но Хаурес бы меня за это кончил, потому что студентам Академии не пристало сигать по крышам. А ещё… если бы Мелисса вдруг захотела посмотреть вниз и найти меня, при всей её одарённости среди тысяч лиц – не сможет.
Впрочем, до начала мы с ней так и не увиделись.
А до старта основного мероприятия я на удивление быстро, несмотря на огромные очереди везде, даже успела сгонять за зефиром на палочке, который на ближайшие пару часов скучных государственных речей обещал стать моим единственным развлечением. Ну, если только кто-то огненравный не решит подраться в самый разгар мероприятия так интенсивно, что придётся разнимать.
Снизу происходящее на балконе в действительности оказалось на изумление дерьмово видно, постоянно приходилось запрокидывать голову, отчего вскоре начала адски болеть измученная шея, и я бросила это дело. Все равно все болтали об одном и том же: про мир во всём мире, безграничную крутость Совета и его вооружённых сил. В сущности, к пятому участнику этой вакханалии я уже не ожидала не то что ничего хорошего, а просто уже ничего, но когда он заговорил, сердце у меня почти буквально пропустило удар.