– Вы слышали об этом разбушевавшемся вулкане? Ей-богу, конец цвета. Даже самолеты не летают. Как бы он и на рыб не подействовал… Что вы об этом думаете?
– Да угомонится, не переживай, Иззет… Ты еще в один пакет положи, чтобы не порвался.
– Конечно, не волнуйтесь… На самом деле мне кажется, что извержение вулкана – это очень хорошо. Это как щелчок по носу от природы человеку, напоминание, что он тут не главный и не все может контролировать.
Возвращаюсь домой быстрым шагом, надо занести рыбу, потом на работу бежать. Успею? Смотрю на часы. В запасе сорок минут, укладываюсь. Захожу во двор и замечаю, насколько щедро он залит солнцем. Наконец на небе перекрыли воду. Все мое существо фиксируется на теплой улыбке природы, не желая признавать бесконечных снегов одиночества. Нужно впустить солнце внутрь, чтобы почувствовало сердце. Весна все-таки. Щелчок по носу от природы.
И почему-то в этот момент мне подумалось, что любви без жертв не бывает. Либо принципами поступаешься, либо возможностями. Главное, чтобы жертвы приносились добровольно, с открытым сердцем, а то ведь некоторые живут в самообмане во имя идеи брака, ради детей, ради чувств, некогда переполнявших при взгляде на партнера. Наполняя чью-то жизнь, опустошают свою. Как в сообщающихся сосудах, все должно быть поровну – вот суть гармонии. Перевес в одну из сторон чреват накоплением разочарований. В любви не может быть замкнутого круга, возвращающего человека к нему прежнему.
18
Водопад звонит из города, в котором никогда не слышно ветра. Голос прерывается, плачет. Мое горло моментально перехватывает. «Что случилось?» Треск в трубке, потом абсолютная тишина и опустошающие слова: «Мама умерла». Для меня эта сцена происходит в другой декорации – я по-субботнему расслаблен, гуляю по заброшенной стройке недалеко от дома, мелкие камни осыпаются из-под ног, и солнце светит мне прямо в глаза. Но то, что случилось, равняет наши условия. Тети Эльзы больше нет.
Две недели назад у нее случился инсульт, сразу после традиционного утреннего чая с гвоздикой. Но она быстро пришла в себя. Будучи в больнице, развлекала соседей по палате еврейскими анекдотами и требовала у дочери хумуса с солеными огурцами. Водопад рассказывала мне о капризах нашей любимицы, я хохотал, скучал по тете Эльзе. «Если хумуса хочет, значит, точно оклемается! Тем более у нее речь восстановилась, только нога отнялась». Я дал слово, что скоро приеду и мы все вместе пойдем к морю. Будем там есть сочные нектарины, запивать их вином из шиповника, собирать ракушки. Я собирался к самой мудрой женщине моей жизни – она не дождалась. Время пришло, а человека нет. Остались воспоминания, главный ингредиент человеческой судьбы, и ее письма.
Тетя Эльза часто писала мне. Размашистый, мелкий почерк. Чуть ли не через каждое предложение еврейский мат. Я всегда удивлялся, как виртуозно соединяет тетя язык ученых книг с языком подворотен. Необычны были строки из последнего письма – о том, что мир, который для нас привычен, не более чем оболочка, и здесь на всех одни законы. Мы родились в этом мире, выросли, даже счастливыми бываем. Но еще есть изнанка этого мира, куда попадают с самого детства те, кого оболочка не приняла. И такие люди создают свое пространство, ни на что здесь не похожее. Их часто называют белыми воронами, потому что они продолжают противостоять материальному миру. А мы – сдались. И только пытаемся «держать марку» в своем поражении… Так в точку это было сказано. Я тогда подумал, каким же идиотом был, пытаясь вписаться в окружение, чтобы и у меня был в жизни стандартный набор: друзья, кошелек, отношения, флирт на стороне. И как меня утомляло вечное желание во всем увидеть суть. Прошло.
Я не знаю, что сказать Водопад. Она почти шепотом поскуливает на том конце провода, мне хочется ее обнять и снова услышать монотонный шум воды – если приложить ухо к ее спине, где-то над легкими, то шумы вполне отчетливы. Поэтому уже много лет для меня она Водопад. И еще везде, где она появляется, гаснут спички, не успев зажечься. Последние пять лет она жила вдали от матери, в бурлящем мегаполисе. У них двоих были общий дом с щедрым садом, верный пекинес Фредик и прогнанные мужья. Дочь повторила судьбу матери.
«Женщины не виноваты, это мужики окозлились. Надеюсь, не окончательно. Знаешь, вот бытует мнение, что женщина для мужчины должна быть праздником. Ну, вот будет она всегда праздником, а потом – бабах – грипп. Температура – тридцать девять, слипшиеся волосы, потная майка, мешки под глазами и никакое настроение. Далеко не праздник, одним словом. Тогда мужчина что? Или в полном шоке, потому что не знает, что с ней такой делать, или становится жертвой заложенного природой эгоизма, мол, ты мне не нужна такая, вернешься, когда снова будет праздник. С таким партнером как жить? А мы, дурехи, когда выбираем, разрисовываем себе любимых в лучшем виде. Потом сами же страдаем от того, что они так и остались картинками, никак не связанными с реальностью».