– Ну, мам, с чего ты это взяла?
– Да с того, что с Ирой ты никогда не разговаривала так сухо и кратко, – прищурилась мать. – По-твоему, я никогда не слышала, как вы воркуете? Тысяча слов в минуту!.. А тут такое впечатление, что тебе звонили из похоронного бюро!
Оля чуть не выронила чашку.
– Я, конечно, понимаю, что тебе уже пора обзаводиться друзьями… мужского пола… – продолжала невинным тоном мать, – и мне как матери хочется, чтобы у тебя была своя личная жизнь… Но только прошу тебя, не надо лгать – тем более, так топорно…
О, господи, подумала Оля. Опять эти речи в стиле "мыльной оперы"! "Я хочу открыть тебе страшную тайну, дорогая. Я не стрелял в твоего любовника! Я его зарезал!..".
– Мам, ну что ты говоришь? Какой еще мужской пол? Какая личная жизнь? Да нет у меня никакого ухажера, успокойся!..
– А с кем же ты собираешься встретиться в двенадцать часов? – удивилась мать.
– Ма-ам, – как можно жалобнее протянула Оля. – Ну, мне действительно надо ехать… Я тебе потом всё объясню, ладно?
Мать отвернулась и с оскорбленным видом уставилась в окно, за которым ярко светило солнце – день обещал быть на редкость погожим.
– Эх ты! – надтреснутым голосом проговорила после паузы она. – А я-то думала, что ты со вчерашнего дня решила стать другой… – Она обернулась, и Оля с болью в сердце увидела, что глаза матери наливаются крупными слезами. – Я же так по тебе соскучилась, доченька! Думала: хоть один денёк побудем с тобой вместе. А ты!..
Она вдруг встала и направилась в свою комнату.
Оля оторопело глядела ей вслед.
– Мама! – с отчаянием крикнула она. – Ну, зачем ты так?!.. Хорошо, я тебе обещаю, что завтра никуда не пойду, и мы с тобой будем весь день вдвоем! Но пойми: сегодня мне очень надо!.. Я должна!.. Я ПРОСТО ОБЯЗАНА!
– Да пожалуйста! – сердито бросила мать, не оборачиваясь. – Езжай куда хочешь! А твои пустые обещания я больше и слышать не хочу! Сыта уже ими по горло! Ты уже который год меня своими "завтраками" кормишь!..
Оля в сердцах швырнула тряпку в раковину и подошла к окну.
Вот и кончился праздник, с отчаянием думала она. Господи, ну почему до нас так туго доходит, что все обиды – мелочны, оскорбления – бессмысленны и что, пытаясь причинить боль близким людям, мы прежде всего раним самих себя?!.. Почему мы осознаем эту нехитрую истину слишком поздно, когда ничего уже нельзя исправить, не вернуть и не покаяться?!..
А ведь мама права, подумалось вдруг ей. Разве тебе хочется ехать ТУДА? Разве теперь в этом есть смысл? Ты же там все равно ничего не почувствуешь! Как деревяшка… Да, проводить единственного любимого человека – твоя святая обязанность. Но при этом ты доставишь боль другому человеку, что бы там ни твердили ученые умники!..
Надо выбирать, кто тебе более дорог и нужен…
В конце концов, ты сама виновата, не сумев придумать ничего лучшего, кроме как Ирки с ее курсовой! Изобрела бы что-нибудь посущественнее – и не было бы никаких проблем!
Никуда не торопясь, Оля старательно вымыла посуду, протерла стол, пыль на холодильнике, полила начавшие увядать цветы на подоконнике, а потом заглянула в комнату матери.
Скрестив руки на груди, мать стояла у окна и смотрела куда-то вдаль.
– Мам, – позвала ее тихонько Оля. – Мама!
– Ну что?
– Буду делать всё, что ты скажешь, – сообщила Оля.
Фраза была позаимствована из компьютерной программы-переводчика. И произнесена была Олей с соответствующей механической интонацией.
Мать оторвалась от созерцания заоконного пейзажа и недоверчиво покосилась на дочь. Потом расплылась в улыбке.
– Всё-всё? – лукаво подняла она брови.
– Абсолютно! – с непроницаемым лицом заверила Оля.
– Тогда бери ведро, тряпку и – вперед, делать влажную уборку! – распорядилась мать. – А то везде, куда ни посмотришь, пыли – на вершок!..
* * *День действительно прошел великолепно.
Портили его только воспоминания об утреннем звонке. От них никуда было не деться, и каждый раз, представив, что и как творилось там, куда она так и не поехала, Оля застывала, кусая губу.
После обеда она не выдержала и, пока мать смотрела какой-то старый стереофильм, заперлась в ванной, и под шум воды, пущенной во весь напор, выплакалась всласть, до икоты.
Потом умылась, кое-как привела лицо в порядок и отправилась печь яблочный пирог по маминому рецепту.
Телефон она еще утром предусмотрительно переключила в режим блокировки входящих звонков.
Однако впереди было еще немало "подводных камней", и один из них выявился буквально через несколько часов, когда в дверь позвонили.
Так получилось, что в прихожую они с матерью выскочили одновременно: Оля – из кухни, где она домывала посуду, а мать – из комнаты, от головизора.