Меченый окинул его насмешливым взором.
— Вообще-то, у тебя первая ходка… Капитан, воевал, боевые награды имеешь… Нет, меньше дадут — восемь, может быть, даже семь…
— А адвокат говорил, будет бороться за сто пятую — убийство при превышении необходимой обороны…
— Кто тебе порекомендовал этого адвоката? — усмехнулся Меченый.
— Лычкин. Михаил Лычкин, я же тебе про него рассказывал… Он защищал его покойного отца.
— Директора гастронома? — уточнил Меченый, слегка улыбаясь щербатым ртом. — Крутой был чувак, наслышан…
— Так что же из этого? — продолжал злиться на его равнодушный тон Алексей.
— Пётр Петрович авторитетов защищает, — еле слышно произнёс Меченый. — И проколов у него пока не было. Богатейший чувак, — с уважением сказал он. — Сколько у него бабок, никто не знает. Точно только, что очень много… Он зря за дело не возьмётся, если большого интереса не будет, пальцем не шевельнёт. Ему по уму-то и вообще пахать не надо, валить куда-нибудь на острова и загорать там до старости лет. На несколько поколений упакован. Только жаден очень. Да и дело своё любит… И ещё одно мешает — не отпустят его, знает много… Пока нужен — жив. А не будет нужен — не будет жив…
— Так зачем же он взялся за моё дело?
Меченый злобно поглядел на него, поражаясь его тупости. Налил в две кружки ещё водки, взял кусочек колбасы, сунул в рот и никак не мог справиться с жёсткой сырокопчёной колбасой обломками зубов. Высосал сок и выплюнул непрожеванное в сторону.
— Да пошевели ты мозгами, парень. Что я тебе должен все разжевать, сам видишь, я и колбасу разжевать не могу… Зубы хотел на воле вставить, ан нет — снова пятерик маячит… Когда теперь?
Алексей понял, что все его подозрения насчёт порядочности Сидельникова совершенно оправданны, да и Михаил прав в том, что предупреждал его, правда, поздновато. Пётр Петрович вёл против него коварную хитрую игру, и то, что он в этой игре одержит победу, сомневаться не приходилось. Сведения о судье были тоже крайне неутешительны.
— Грибанов судит по-разному, — продолжал Меченый. — Ничего не стесняется, порой все ждут вышки, а глядь — шесть лет усиленного, и наоборот — ждут освобождения в зале суда, глядь — червонец строгача… На вид такой хлипкий, плюгавый, очки круглые, как лупы, и то и дело их меняет, один волос от уха плешь прикрывает, ан нет… крутой до предела… За ним серьёзные люди стоят, капитан… А ты серьёзным людям дорожку перебежал.
— Да чем же я им дорогу-то перебежал? — неожиданно разозлился Алексей.
— Не кипишись, приди в себя, капитан… Пораскинь мозгами, ещё раз все припомни, по порядку, что было одно за другим. И про Петра Петровича мне давай ещё поподробнее, ничего не упускай…
Алексей снова начал рассказывать. Иногда Меченый перебивал его, когда он рассказывал о том, что, по его мнению, не заслуживало внимания. Зато про Сидельникова слушал предельно внимательно и задавал вопросы.
— Значит, такую фамилию Красильников ты не слышал? — сузив глаза, спросил он.
— Нет, никогда не слышал.
— А про Шервуда Сидельников ничего не говорил?
— Ни разу.
— Значит, говорил, что Амбала Славка Цвет подослал?
— Да. И Мойдодыра тоже. Потом, правда, отказался от этих слов, сказал, что Мойдодыр, оказывается, к Цвету этому никакого отношения не имеет.
Меченый промолчал, закурил очередную «беломорину».
— Так что ты по этому поводу думаешь? — спросил Алексей.
Меченый помолчал, затянулся дымом.
— Мы люди маленькие, начальству виднее, — произнёс он. — А ты готовься к червонцу, капитан. Будет меньше — считай, повезло. Крутым людям ты дорогу перешёл.
И все. Больше ничего Алексей от него добиться не смог.
Но на суд он пришёл достаточно подготовленным и не рассчитывающим на какую-то там справедливость. Адвокат работал против него — это он понял прекрасно. Судья, скорее всего, тоже будет необъективен. Так что — будь что будет…
— Встать, суд идёт, — прозвучало в зале.
Маленького роста плешивый Грибанов уселся на председательское место. Снял одни круглые очки, положил их на стол, надел другие, по виду абсолютно такие же, но для чтения, и стал читать какой-то документ.
«Готовься к червонцу, капитан», — прозвучал в ушах хриплый голос Меченого.
…Суд длился более двух месяцев и закончился лишь к седьмому ноября. То не являлся кто-то из свидетелей, то заболел судья, то адвокат, то ремонтировался зал судебных заседаний.
Свидетели Жилкина и Павел Егорыч Соломатин свидетельствовали против Кондратьева.
Виктория Щербак на заседания суда вообще не являлась.
Сидельников на первый взгляд остроумными вопросами, казалось бы, хотел поставить тупых свидетелей в нелепое положение, но судья равнодушным тоном давал понять, что остроумие адвоката им во внимание не принимается.
Высокий, сухощавый прокурор Андрей Иванович Хвостов занял тоже вполне определённую позицию. Он был спокоен, говорил монотонным голосом, излагал только очевидные факты.
А очевидными фактами для него были отпечатки пальцев на рукоятке «ПМ», найденного у Кондратьева, показания трех свидетелей, видевших человека, похожего на Кондратьева, душившего Дырявина.
Хвостов сказал, что в феврале этого года фирма «Гермес», возглавляемая Кондратьевым, получив от тюменской торговой компании сто двадцать пять тысяч долларов, не сумела рассчитаться товаром, и хоть впоследствии «Гермес» вернул компании половину суммы, компания потерпела большие убытки. Более того, при странных обстоятельствах бесследно исчез представитель компании Дмитриев. Хвостов сказал, что тюменская компания обратилась за помощью к частному детективному агентству и те собрали некоторые данные. По этим данным, уголовный авторитет Расцветаев по кличке Славка Цвет организовал вооружённый налёт на офис фирмы «Гермес», налётом руководил некто Амбал. Суду были предъявлены фотографии, на которых были засняты Цвет и Амбал, сидящие в ресторане в обществе людей уголовного вида и приветливо улыбающиеся друг другу. Также была предъявлена и фотография, на которой были изображены Цвет и убитый Дырявин по кличке Мойдодыр. Они стояли на улице около «девятки» Цвета и о чем-то оживлённо разговаривали. Хвостов попросил дать свидетельские показания одного из двух хорошо одетых мужчин, постоянно присутствующих на всех судебных заседаниях. Это были представители тюменской торговой компании. Представитель рассказал о материальных потерях компании, нанесённых им «Гермесом», и о таинственном исчезновении Дмитриева, отца троих детей, прекрасного человека, которого все очень любили и ценили.
При этих показаниях Сидельников укоризненно поглядел на Алексея и едва заметно покачал головой.
Прокурор Хвостов сообщил суду, что, по его сведениям, Амбал, руководивший налётом, буквально через неделю после этого был убит на пустыре в Жулебине выстрелом в голову. Таким образом, и смерть Мойдодыра представлялась вполне закономерной. Очевидно, что все это бандитские разборки, и не более того.
Сидельников нарочито нервничал, все время напряжённо глядел на дверь, словно ожидая кого-то. Он постоянно говорил суду о том, что должна появиться свидетельница Виктория Щербак, она даст очень важные показания, которые подтвердят показания убитого Сытина о том, что от места преступления отъехала темно-зелёная «Нива» с номером 23-58 ММ. Но Щербак так и не появилась, хотя ей слали домой повестки. Наконец Сидельников в отчаянии сообщил, что, как выяснилось, Щербак в настоящее время находится на отдыхе за границей и в суд явиться не сможет. Показания несчастного Сытина, записанные в деле, явились, таким образом, единственными в пользу Кондратьева. Сидельников продолжал укоризненно глядеть на Кондратьева и разводить руками.
Прокурор зачитал данные следствия о том, что Сергей Владимирович Фролов после налёта на офис «Гермеса» обратился за помощью к своему боевому товарищу Алексею Красильникову.