— Такое не забывается, — вздохнул Кондратьев. — Сколько раз во сне эту морду видел…
— Ладно. Вы вперёд. А мы следим за этими. Ну, давайте… Скоро уж там очухаются. И то странно, что они до сих пор не выскочили за живоглотиком.
Кондратьев тронул машину с места…
…А потом этот ужасный прокол с Инной. Как он казнил себя за глупость и нерасторопность… И тогда в машине раздался звонок.
— Тёзка. Хорошие новости… И не просто хорошие, а замечательные… Мы выследили твоих корешей. Они везли деньги в общак. Собираемся совершить туда вооружённый налёт. Предлагаем тебе, Олегу и Валерке поучаствовать в этом мероприятии, — сказал Красильников. — Дуйте ко мне — Можайское шоссе, угол Рябиновой улицы… Это моя хаза и одновременно штаб. Сюда подгребут наши ребята… Уже кое-кто есть в наличии. Витька Иванов, например, тот, который отключил свет в посёлке у Гнедого и сделал слепки с замков директора казино. Обалденный чувак… Барон ещё приехал, просится в дело, только я что-то сомневаюсь, брать его с собой или нет… И вы трое очень даже пригодитесь. Давай, жми на полную. Жду…
Безуспешно попытавшись что-то выяснить у глухонемой наркоманки, которую выдавали за Инну, её выставили вон. Надо было действовать. И немедленно. Взятие воровского общака было бы такой козырной картой, побить которую было бы невозможно…
Набралось восемь человек. Но стоили они восьмидесяти… Прошедшие суровую школу афганской войны, снайперы, десантники, мастера рукопашного боя, они ещё и прошли науку ненависти к тем, кто мешал им теперь спокойно жить. Они решили дать решительный бой отморозкам, не признающим никаких честных методов борьбы, не гнушающимся никакими провокациями, и защитить друг друга… Все были в курсе всего, ни от одного человека ничего не утаивалось. Все знали о том, что произошло в девяносто первом с Кондратьевым, знали о том, что на него покушались и в тюрьме, знали о том, что он взорвал в машине кровавого отморозка и садиста Шервуда-Гнедого, того самого, который наверняка организовал взрыв на Востряковском кладбище, унёсший жизни десяти лучших ребят, в том числе Олега Шелеста и Сергея Фролова, все знали и о том, что похищена любимая женщина Кондратьева и находится в опасности. И ребята были готовы показать все, на что способны… Девятым был Барон, он тоже поехал с ними, только Красильников взял с него слово, что он до последнего момента останется в машине и зря рисковать не будет — все-таки возраст, отсутствие опыта в подобных делах…
На трех машинах — зеленой «Ниве», серой «Волге» и машине Алексея — поехали к месту… Ехать было совсем недалеко — от Рябиновой улицы до нужного поворота на Рублево-Успенском шоссе доехали за двадцать пять минут. Надо было спешить — темнота была им на руку. А рассвет уже не за горами.
Машины оставили довольно далеко от дома, где хранился общак. Дальше пошли пешком.
Первого часового, стоявшего около дома, убил ножом в сердце сам Алексей Красильников. Тот даже не успел ничего понять, мешком свалился на землю…
Тщательно осмотрели дом. По счастью, был он невелик… Четыре окна, одна дверь…
У каждого окна встало по человеку. К двери пошёл Кондратьев. Барон остался в машине со своим «байярдом» наготове.
Сигналом к штурму стал камень, брошенный в окно. Только раздался звук разбитого стекла, как оттуда послышались автоматные очереди. Но автоматы были и у нападавших. И стреляли они лучше, опыт был богатейший…
Уже через десять минут целые и невредимые афганцы сидели в доме… На полу лежало четыре трупа… А в дверях Кондратьев встретил своего старого знакомого, пытавшегося улизнуть под шумок.
— Доброе утро, Илья Николаевич Пирогов, — приветствовал его Кондратьев сильным ударом в челюсть. Тот упал на крашеный пол Тимохиной фазенды и потерял сознание.
А в это время Алексей Красильников вскрывал тяжеленные чемоданы и пересчитывал наличность. Это было довольно сложно, и остальные стали помогать ему…
— Двадцать три «лимона», сто пятьдесят две тысячи баксов! — торжествующе провозгласил Олег Никифоров, подытожив подсчёт.
— Ничего себе улов! — воскликнул Виктор Иванов. — Игра стоила свеч…
— А все Кондратьев, — восхищался Красильников, закуривая сигарету. — Вот зоркий глаз. Не угляди он своего давнего знакомого, ничего бы и не было…
— Зоркий глаз через раз, — проворчал Алексей, помня, что Инна ещё в опасности.
Тем временем Комар пришёл в себя и присел на полу среди лежащих трупов.
— Так кто же ты таков, а? — спросил Алексей. — Говори, если хочешь жить…
— Да не жить мне все равно, — усмехнулся Комар. — Я так — живой трупик среди мёртвых трупов… Стреляй, Кондратьев, мне в лоб, и на том тебе будет спасибо… Фамилия моя Комаров. Кличка Комар. Профессия — кидала. Должность — хранитель общака. Все… Финита ла комедиа… Эге, вижу знакомые лица — и Барон тут… И бессмертный Алексей Григорьевич… Да, крутейшую компанию вы сколотили… Нет, мне точно крышка… Финита ла комедиа…
Он лёг спиной на пол, сложил как покойник на груди свои хилые ручки и стал терпеливо ждать пули в лоб.
— Тебе лет-то сколько? — спросил его Кондратьев.
— Мне идёт сорок третий годочек… Пожил вполне прилично, с достатком… Семьёй и детьми не обременён. Плакать обо мне будет некому… А вы посмеётесь, и на том спасибо… — И снова взъерошил свои жидкие, покрытые перхотью волосы.
— Так поживи ещё столько же, не желаешь? — поинтересовался Кондратьев.
— Есть шанс? — спросил Комар.
— Ага…
— Что надобно? — присел он на полу.
— Позвонить Живоглоту и сказать ему, что в кассе казино крупная недостача. Пусть пришлют сюда кого-нибудь, желательно, Лычкина…
— И всего делов-то? — подивился Комар. — Телефон сюда! — скомандовал он.
…Прошёл только час… И вот Алексей спускается по скрипучим ступенькам вниз.
— Я так и знал, что это ты, — прошептал Михаил, вылезая из машины и бросая пистолет на землю.
Алексей положил свой пистолет в карман и медленно направился к Михаилу.
— Никаких нотаций, никаких слов, Лычкин, — произнёс он, подойдя вплотную к нему. — Один вопрос — где Инна?
— Покажу, — прошептал Лычкин, глядя в землю. — Садитесь в машины. Поехали. Не так далеко. Волоколамское шоссе…
— Только позвони сначала Живоглоту, — предложил Барон, подходя сзади к Лычкину. — И постарайся, чтобы разговор прошёл натурально…
Но Живоглот позвонил сам. А когда стал сомневаться в искренности слов Лычкина, трубку передали Комару.
Молча сели по машинам. Втолкнули в машину и Лычкина, находящегося в состоянии прострации.
— А я-то как же? — спросил Комар.
— А тебе транспорт не положен, — усмехнулся Кондратьев. — Пешком дотопаешь…
— А вы меня не того? — поражался Комар.
— Тебе же обещали, а офицерское слово — не то, что ваше… Нас ты не заложишь, резону тебе нет… Наверняка у такого пройдохи, как ты, где-то спрятаны и денежки и загранпаспорт на чужое имя. Откапывай и улепётывай отсюда… И чем быстрее, тебе же будет лучше… Нам ты уже не нужен, а вот большому хозяину можешь понадобиться… Очень уж ему захочется содрать с тебя шкуру… Пошёл отсюда, Комар!
Стрелка часов как раз приближалась к семи. По пути остановились на двенадцатом километре Волоколамского шоссе, где Кондратьева ожидал неприметный серый «Москвич». Хотелось обойтись как можно меньшими жертвами при освобождении Инны. Если бы его привезли именно эти люди, Живоглот бы на какое-то время поверил, что все идёт по его плану, и ослабил бы бдительность…
К машине они подошли вдвоём с Лычкиным. Увидев Михаила, двое посланцев насторожились. Так не договаривались.
— Надо ехать, ребята, — тихо, обречённым голосом произнёс Лычкин.
— Это ещё почему?
И тут словно из-под земли выросли какие-то два человека и влезли к ним в узкий салон машины. Одним из них был Красильников, другим — длинный, тощий Виктор Иванов. Посланцы увидели направленные на них дула пистолетов.
— Только что нами взят общак вашей банды, — открыто сказал Красильников. — И перебита куча людей, в том числе Свист, Тимоха и… и Комар, — добавил он, немного подумав. — Можем уложить и вас. Дорогу мы знаем от Лычкина, так что у вас единственная задача — заткнуться и везти Кондратьева к Живоглоту. И там вести себя естественно и непринуждённо. Тогда вам будет сохранена жизнь… Поняли?