Посланцы бросили вопросительные взгляды на управляющего казино, стиснутого между двумя Алексеями на заднем сиденье. Тот мрачно кивнул в знак подтверждения.
— Тогда поехали, нам-то что? — фыркнул один. — Сдался нам этот Живоглот, раз все прахом пошло…
Тогда Красильников и Иванов вылезли из машины. Медленно вылез и Михаил. Его повели к другой машине. И странный кортеж медленно поехал по Волоколамскому шоссе в сторону от Москвы…
Глава 18
— Долго, однако, они не едут, — стал нервничать Игорь. — Случилось, что ли, что?
— Не переживай, Игоряха, — зевнул Живоглот. — Все будет путём. Ты ещё молод и неопытен… Коли в нашем деле из-за каждой задержки переживать, крыша поехать может… Если мандражировать, так уж мне… Сам понимаешь, скоро приедет главный босс, он с меня спросит за гибель Гнедого, только с меня и больше ни с кого. А я ему тёпленького предоставлю этого капитана. И все — место Гнедого за мной. А твой корефан Мишель сядет на моё, он хоть трусоват, но башка у него варит… А что? Разве Гнедой смелым был? А вон делами каким ворочал… А ты будешь управляющим казино, братишка… В бабках утонем, Игоряха, сотни бойцов под нашим началом ходить будут… Но если мы его не возьмём, не могу сказать точно, что со мной будет. Нам нужен Кондратьев, чтобы сдать его на руки боссу. В крайнем случае его труп…
— А ты сам-то его видел когда-нибудь, босса-то?
— Видел один раз. Я с Гнедым ездил на одну презентацию. В охране у него был.
— Ну и как он? Что за человек?
— А никакой. Обычный. Полный, невысокого роста. В очень дорогом костюме, в очень дорогом галстуке. С очень дорогими часами. И все остальное очень дорогое… Такие обычно в президиумах сидят, делами ворочают. А у него фабрики, заводы свои, магазины… И мелочовкой не гнушается, бабки ему в карман рекой текут… Таких, как Гнедой, у него полно… Но вообще-то он преданных людей ценит. И хорошо им платит. А точнее — они ему хорошо платят за надёжную «крышу». У него всюду люди — в правительстве, в банках, в милиции, в ФСБ, у него многомиллионные счета в Швейцарии… Это мне как-то Гнедой по пьяни рассказал. И добавил, что начинал он простым блатарем, карманником… Но в восьмидесятых годах резко попёр вверх, очень резко… В струю, как говорится, попал. И Гнедой ему очень обязан, он ему ещё при его первой ходке помог и с нар его потом вытащил… Но и Гнедой в долгу не остался, он жизнью так или иначе рисковал, в конце концов и дорисковался, а тот всегда был ни при чем, хоть и имел львиную долю с доходов Гнедого. И других авторитетов.
— И что, все беспрекословно ему подчиняются? Никто не возбухает никогда?
— Почему не возбухают? Славка Цвет, например, самодеятельность проявил, так его упекли как миленького. За наркоту и оружие сел, и никто ему не помог, хоть он и крупный авторитет…
— Ну а враги-то у босса этого есть?
— Есть один. Чёрный его погоняло. Они давно что-то не поделили. И как их ни пытались помирить, ничего не получается. И знаю одно — боится босс Чёрного, очень боится… Ну, что было на Востряковском, сам знаешь… И догадываешься, наверное, кто это дело устроил… А неделю спустя на Чёрного покушение было, водила его погиб из-за того, что они похожи обликом и местами поменялись… А сейчас и Чёрный стал большим боссом, тоже делами большими ворочает. Ладно, что нам до них? Мы люди маленькие, но денежки можем поиметь немалые. Если, разумеется, все по уму делать будем. И боссу Кондратьева этого, мелочь пузатую, выложим… Да, что они так задерживаются, ума не приложу, — встал Живоглот с места и стал ходить по комнате взад-вперёд. — А ну-ка, звякну Мишелю.
Голос Лычкина в трубке ободрил Живоглота.
— Как там? Все путём? — спросил Живоглот.
— Да не очень… — ответил Лычкин. — С бабками какой-то прокол… Куда эти двести десять штук делись, ума не приложу… Придётся тебе самому разбираться… Вообще, бери дело в свои руки. Ты теперь хозяин…
— Да? — встряхнул мощными плечами Живоглот. — А что у тебя голос такой? Как будто ты задыхаешься?
— Голос?… Так… Я с Комаром поцапался, чуть не пободались с ним… Он на меня все валит, а я-то тут при чем? Я, сам знаешь… где был… Такие дела… Чуть отлучился, сразу недостача…
— А ну-ка, дай мне к трубочке Комарищу, — потребовал Живоглот. Отчего-то ему не понравился прерывистый, надрывный голос Лычкина, что-то неестественное было в нем.
— Алло, Живоглот! — послышался в трубке звонкий голосок Комара. — Ты скажи своему кенту-управляющему, если он ещё раз на меня хвост поднимет, я не погляжу на его заслуги и маслину ему в лоб вгоню… Меня сам Гнедой ценил… Я…
— Ладно, разберёмся, — проворчал Живоглот. — Давайте, мухой или комариком сюда ко мне оба… Разборочку маленькую устроим. Быстро! — скомандовал он. Голос Комара как-то успокоил его.
Через час с небольшим за окном послышался шум двигателя машины.
— Вот они, наконец-то, — облегчённо вздохнул Живоглот. — Давай в ту комнату, к окну, держи его на всякий пожарный под прицелом. И будь там, пока не позову.
Игорь бросился к окну соседней комнаты. Увидел подъезжающий к дому заляпанный грязью «Москвич», который посылали за Кондратьевым. Из него по одному вылезли двое посыльных и Алексей Кондратьев, в кожаной короткой курточке, грязной до умопомрачения, и столь же грязных джинсах, перепачканных при перестрелке около Тимохиного домика. Он выходил из машины медленно, опустив седую голову.
— Доставили, как миленького, — усмехнулся Игорь. — А строил из себя крутого, вояка гребаный…
Живоглот, однако, принял меры предосторожности. В предбаннике приехавших встречало четверо головорезов с пистолетами в руках. Сам он стоял в дверях комнаты, упёршись руками в бока.
— Милости просим, какие люди, какие гости… Как я рад вас видеть, — юродствовал он. — Прошу, прошу… Я надеюсь, высокому гостю у нас понравится… Прошу извинить за то, что принимаю вас в столь захудалом помещении… Но что поделаешь? Кромешная нищета… Это про нас только говорят, что мы какие-то там крутые, а на самом деле мы законопослушные налогоплательщики, и, когда выплатим родному государству все налоги, у нас остаётся только на скромную пищу. Вот и сейчас на нашем столе только пара бутылок пива, правда, импортного, и остатки солёных орешков… Да где-то, помнится, был ещё вчерашний хлеб, а сосиски уже сожрали… Ртов-то сколько, сами поглядите, Алексей Николаевич…
Кондратьев молча прошёл в комнату и вопросительно поглядел на Живоглота.
— Садитесь, капитан Кондратьев, — предложил Живоглот, пододвигая ему колченогий венский стул. — Ещё раз мои извинения за нашу скудость. К тому же здесь ужасно холодно, дом запущенный, непротопленный… Говенный, честно говоря, домишка… Но… чем богаты… Так, я за вами поухаживаю, открою гостю бутылочку пивка, промочите горло с устатку… Какой-то вы грязный, Алексей Николаевич, где это вы так перемазались, позвольте вас спросить?.. Да что же вы все молчите, как сыч, Алексей Николаевич? — продолжал гаерничать донельзя довольный Живоглот. — Помнится, тогда по телефону вас невозможно было остановить…
— Ладно, что там говорить, твоя взяла, — пробасил Алексей. — Где Инна?
— Здесь, здесь, в соседней комнате, — охотно сказал Живоглот. Встал и пошёл к двери.
— Одну минуточку, — попросил Алексей, тоже вставая с места. — Погоди немного, мне надо кое-что тебе сказать…
— Так… — насторожился Живоглот. — Что вы имеете сказать, бравый капитан?
— Понимаешь… — как-то замялся Алексей. — Тут такое дело…
И в этот момент за окном послышался шум двигателя машины и визг тормозов. Все произошло мгновенно… Грохот в предбаннике и несколько пистолетных выстрелов. Не успел Живоглот сунуть руку в карман куртки, как Алексей выхватил из своей куртки пистолет и выстрелил прямо в голову Живоглоту. Пуля попала ему в лоб, и, залитый кровью, он грохнулся на пол. В это время в комнату влетели высокий Виктор Иванов в ветровке защитного цвета, Алексей Красильников со взлохмаченными волосами и торчащими усами, в камуфляжной защитной форме, и бородатый Барон в кожаной куртке. Двое посланцев Живоглота из «Москвича» стояли около стены, ни живы ни мертвы от страха.