А тут хор орет: «Ленин всегда живой»…
Вранье какое-то… Зачем?
Но самое непонятное — это последняя строчка. «Ленин в тебе и во мне!»
Как это? Вот — как это?
Например, Танюся строго следит, чтобы я мыла руки. Несколько раз в день приходится мыть руки с мылом! Потому что иначе можно грязными руками занести в себя микроб во время еды. Это я понимаю. Занесешь микроб, станешь болеть. Живот заболит, горло, ухо, нос… Микробы — это такие невидимые твари, которые залезают в тебя при каждом удобном случае, чтобы принести вред организму.
Но Ленин же не микроб! Как это — он во мне?
Я Ленина с детского сада люблю. Мы книжки про него читали…
Но мне не хочется, чтоб он был во мне. Это меня тревожит.
Женька и Элка тем временем находят для меня аттракцион — карусели какие-то.
— Хочешь?
Аттракцион — ничего особенного. Ну ладно, пусть для начала. Залезаю в люльку — поехали.
Мои красавицы садятся на лавочку и наконец-то в покое обсуждают что-то свое. Смеются… А у меня в голове все орет хор: «В каждом счастливом сне… В тебе и во мне!»
Не постигаю!
Меня слегка укачало (такое случается). Иду к своим на нетвердых ногах.
— Что такое — Ленин в тебе и во мне? — спрашиваю у Женьки.
— Идем на качели, хочешь на качели? — зовет она.
Ясное дело — они не договорили, им поскорей бы от меня отвязаться.
— Что такое — Ленин в тебе и во мне? — настаиваю я.
— А вот на эту штуку хочешь?
— Что такое — Ленин в тебе и во мне?
И тут мы подходим к действительно интересному аттракциону.
Там самолет. Садишься в него и взмываешь в воздух. Он летит, потом перекувыркивается… Снова взмываешь…
Это же тоже тренировка героизма! Называется — петля Нестерова. Был такой знамениты летчик, делал в воздухе на своем самолете такой кувырок…
— Сюда хочу!
— Сюда? А не страшно?
— Сюда!
— Уверена?
— Сюда!
Женечка покупает мне билетик. Сами они остаются опять же на скамеечке.
— Мы будем тебе рукой махать, когда ты взлетишь, — обещают мои красавицы.
Я переполняюсь гордостью.
Сажусь в самолет. На заднем сиденье парень. Постарше меня. Лет тринадцать ему будет. Подходит дядька и очень сильно перетягивает меня ремнями крест-накрест.
— Зачем? — не понимаю я.
— А чтоб не вывалилась, когда вниз головой висеть будешь.
Что-то мне уже не хочется этой петли Нестерова. Но назад дороги нет. Сама напросилась. Женечка же спрашивала, спрашивала.
…Самолет взмыл в воздух. Потом перевернулся. Мы повисли вниз головами. Самолет в таком положении застыл.
— Аааааа! — орет парень за моей спиной.
А у меня и сил орать нет. Я в таком ужасе, что онемела. Со мной так всегда бывает в самые страшные моменты. Я вишу и думаю: лучше бы ремни расстегнулись, я б упала и все.
Самолет медленно двигается и достигает земли. Можно выходить?
Нет! Аттракцион — три оборота! Три петли!
Трижды приходится висеть вниз головой. Все мысли выпадают. Наверное, я вернусь на землю круглой дурочкой.
Все когда-то кончается. И «петля Нестерова» кончилась тоже. Я еле разжимаю пальцы — так судорожно вцеплялась в поручни. Идти в первые секунды вообще не могу.
— Понравилось? — спрашивает дядька.
— Нет, — отвечаю честно.
Плетусь к своим.
— Мы тебе махали, махали, а ты такая важная сидела, даже на нас и не взглянула ни разу, — говорит Женечка.
Она, наверное, замечает, что я выгляжу как-то не так.
— Что-то ты бледная какая. Укачало?
Я киваю. Выгляжу, наверное, непривычно жалко. Добрые подружки стараются сделать для меня что-то особенно приятное.
— Пойдем на лодочке покатаемся?
Я отрицательно верчу головой.
— А в комнату смеха?
Мы идем. Тут Женька вспоминает:
— Ты меня о чем спрашивала? Что-то не поняла?
— Что такое — Ленин в тебе и во мне?
Подружки переглядываются. Не пойму — им что? Смешно? Или показалось?
А мы уже у комнаты смеха. Вход — пятачок, а счастья…
Там зеркала меняют людей до неузнаваемости. Вот я толстый карлик, а Женька с Элкой кубышки на очень тонких, как прутья, ногах. Смешно невыносимо. Каждое зеркало — свой смех.
Хохочу до слез, до икоты. Там все хохочут…
Выходим довольные, продолжая хохотать…
— Что такое — Ленин в тебе и во мне? — вспоминаю я…
— Это… Ну это… Это он в душе у тебя. У меня. У всех нас в душе.
Я задумываюсь. Проверяю свою душу. Ищу.
Ленина там нет. И не было. Там бывает страх. Бывает любовь — очень сильная — к тетечкам, к Женечке. Бывает — там сидит боль, если что-то грустное читаешь. Еще там — папа. И иногда мама.
Ленина нет.
— А у тебя внутри есть Ленин? — спрашиваю Женьку шепотом.
— Давай я потом поищу, — предлагает сестричка миролюбиво. — Пойдем мороженое есть?
— Ура!!!
Перед едой я тщательно мою руки. Чтоб ни один микроб не забрался… Да и Ленин… Кто его знает, как он внутрь залезает…