Все тайное становится явным. Глупо было надеяться, что удастся скрыть эту позорную порку.
— Можно вас на пару слов? — говорит Александр Сергеевич, очевидно, обращаясь к посетителю.
Я слышала, как он представлялся: капитан Соловьев.
Через мгновение дверь распахивается, и двое мужчин, едва переступив порог, останавливаются, увидев меня.
— Полагаю, та самая девушка, что живет в доме? — интересуется капитан Соловьев.
Я медленно киваю.
— Ты все слышала? — спрашивает Александр Сергеевич, быстро прикрывая дверь в комнату Кая.
— Почти все, — выдыхаю я. — Это моя вина. Кай… То есть, Кирилл применил силу из-за меня.
— Она знает? — Капитан Соловьев быстро оборачивается к Александру Сергеевичу. — Вы с ума сошли!
— Знает, — кивает он.
— Знает о чем? — грозно спрашивает мама, появляясь на этаже. — Мия, что происходит? Почему я должна за тобой бегать?
А вот это реальный попандос…
Ситуация такова, что мама все равно узнает о моем школьном позоре, но я надеялась на помощь Леонида Сергеевича. Он умеет ее успокаивать. А вот так… неожиданно… Ой, что будет!
— Все в порядке, Татьяна, — говорит Александр Сергеевич. — Это я позвал Мию. Хотим кое-что у нее спросить.
— Да? — Мама скептически смотрит на капитана Соловьева. — А вы, случайно, не из полиции?
— Можно и так сказать, — сдержанно отвечает он.
— Тогда задавать Мие вопросы вы будете в моем присутствии, — чеканит мама. — Она несовершеннолетняя, и я несу за нее ответственность.
— Мам… — робко подаю я голос.
— А ты лучше помалкивай! — рычит она на меня.
— Татьяна, вы неправильно поняли. — Александр Сергеевич пытается оттеснить ее к лестнице. — Нет никакой необходимости…
Из комнаты Кая выходит Леонид Сергеевич, плотно прикрывая за собой дверь.
— Лёня, не бросай Кирилла! — переключается на него Александр Сергеевич. — Если он опять что-нибудь учудит…
— Он спит, — коротко отвечает Леонид Сергеевич. — Прошу всех пройти в мой кабинет. Сюда, пожалуйста.
Спит… по воле дяди? Они и такое умеют? Но это хорошо. Кай будет защищать меня до последнего, а я не хочу платить за свой комфорт его свободой.
В кабинете Леонида Сергеевича сразу становится тесно. Мне всегда казалось, что кабинет большой, просторный, но сейчас не всем хватает места, чтобы сесть.
— Мия, принеси стул, — просит Леонид Сергеевич.
— Постою, — возражаю я.
И незаметно проскальзываю к окну, поближе к креслу хозяина дома. Сейчас он кажется мне самым надежным человеком в комнате. Мама слишком эмоциональна, она поймет и пожалеет — потом. А сейчас страшно представить ее реакцию.
Представившись, капитан Соловьев вопросительно смотрит на Леонида Сергеевича.
— Мия давала подписку о неразглашении, — неохотно говорит он и достает папку из ящика стола. — Вот она.
— Как несовершеннолетняя, с разрешения матери, полагаю? — спрашивает капитан.
— Конечно, — внезапно отвечает мама. — Как же иначе?
Леонид Сергеевич переводит на нее взгляд, полный искреннего удивления. Я, честно говоря, тоже в шоке. Так мама знает, что работает у чародея?
— А вы? — Капитан оборачивается к маме.
— И я давала. Давно, другому человеку. Полагаю, найдете информацию в реестре, если понадобится.
Мамин взгляд не предвещает ничего хорошего, но адресован он не мне, а Леониду Сергеевичу. Впервые вижу, чтобы она так на него смотрела.
— Что ж, это упрощает дело, — говорит капитан. — Мия, полагаю, вам есть, что рассказать?
— Да, — киваю я. — Пожалуйста, если у вас есть способ убедиться, что я говорю правду, используйте его сразу. Мне будет трудно… повторить.
И я выкладываю им все, с предысторией о том, как «любят» в нашей школе бедных учеников, и о том, как Акула и Королева пытались понравиться Каю. Моя исповедь затягивается, но я понимаю, что если опущу детали, капитан не поймет, насколько правильным было наказать виновных.
Я стараюсь ни на кого не смотреть, и все равно порой с огромным усилием выталкиваю из себя слова. Особенно, когда описываю то, что случилось в раздевалке.
Меня не перебивают. Даже мама молчит. И я заканчиваю — в полной тишине, глотая горькие слезы.
— Кирилл не виноват. Это я спровоцировала его на месть. Потому что не хотела, чтобы кто-то узнал. Потому что умоляла молчать. Он меня любит, и поэтому не смог остаться в стороне.
Первым меня обнимает Леонид Сергеевич — неловко, скупо. И от этого неожиданного, но искреннего жеста, мне сильнее хочется плакать. Мама буквально вырывает меня из его рук — и тоже обнимает, крепко и порывисто. А после…
— Мия! Почему же ты молчала? Доченька, я же не знала, как ты страдаешь… Я этого так не оставлю!
— Роман Михайлович, вы все слышали, — произносит тем временем Александр Сергеевич. — Я говорил, что Кирилл не мог сделать это просто так!
— Да, — соглашается капитан. — Полагаю, суд примет это во внимание. Если удастся доказать факт насилия.
— Они снимали все на видео, — говорю я, с трудом вырываясь из маминых объятий. — У кого-то из них есть видео. Уверена, они его не удалят.
— Хорошо, я все проверю, — кивает капитан. — Вы собираетесь придать это огласке?
— Нет! — отвечаю я.
— Да! — одновременно со мной произносит мама.
— Только если это нужно, чтобы оправдать Кирилла, — добавляю я.
— Мы это обсудим, — говорит Леонид Сергеевич.
Глава 30
Кирилл
Они все решили без меня.
Опять!
По мнению отца, я — неуравновешенный подросток, способный на любые безумства. Ладно, это я переживу. В конце концов, в чем-то он прав. Это я повелся на вызов Никиты, это я решил сыграть в благородство и взять на себя последствия нападения. Месть — холодное блюдо. Я должен был все обдумать, не бросаться грудью на амбразуру. Так что это я виноват в том, что так и не смог защитить Мию.
Но все гораздо хуже! Это она меня защитила.
Я проглотил обиду на дядю — за вынужденный сон в ответственный момент. Я могу понять отца. Но как теперь смотреть Мие в глаза — не представляю. Я — ничтожество. Виновник того, через что ей сейчас приходится проходить. А еще я — трус. Потому что отдал то злополучное видео, чтобы избежать заключения. После чего попросил отца и дядю сказать Мие, что ко мне нельзя. И что телефон у меня отобрали.
Мне очень стыдно. И этот стыд сильнее желания видеть Мию.
— Так даже лучше, — заявил отец. — Выздоравливай, набирайся сил. О Мие есть, кому позаботиться. Я с удовольствием забрал бы тебя отсюда, но, увы, ты не можешь покинуть город, пока не закончится следствие.
В тот момент я и сам уехал бы, не задумываясь о последствиях.
Вот только от себя не спрятаться.
Закрываю глаза — и вижу Мию, солнечную девочку с голубыми, как небо, глазами. Она — испытание, которое я провалил. Обещал, что всегда буду рядом, а сам боюсь написать ей пару слов, чтобы поддержать.
Меня тошнит от самого себя. Я заслуживаю такую девушку, как Клео. А добрым наивным девочкам вроде Мии нужно держаться от меня подальше. Вязну в рефлексии, не оставив себе ни единого шанса оправдаться. И в момент, когда слезы вот-вот брызнут из глаз в великой жалости к самому себе, в дверь кто-то скребется.
— Кай? Спишь?
Тихий голос Мии звучит так громко! И первое желание — притворится, что сплю. Но тогда… Тогда я даже хуже Акулы.
Сажусь на кровати, шарю рукой, чтобы зажечь ночник.
— Не включай свет, — просит Мия шепотом.
Я охотно подчиняюсь. Не хочу, чтобы она видела мое лицо.
— Как ты? — произносим мы хором.
— Сначала ты скажи, — выдыхает Мия. — Тебе легче? Горло все еще болит?
«Горло не болит, температуры нет, но мне не легче, бельчонок. Мне очень трудно, потому что… мне нельзя тебя любить. Не потому что запретили, а потому что я тебя не достоин».