Выбрать главу

— С удовольствием отдохну, — перебиваю я ее. — Если оставишь меня одного.

Она кивает и уходит, а я запираю дверь в свою комнату на ключ, чтобы избежать разговора с мамой.

Не выдержу, если и она начнет чернить Мию. Не вынесу. Не вывезу.

Чем ближе вечер, тем сильнее тревога. Знаю, когда у Мии обычно заканчивается тренировка, слежу за временем… И вдруг слышу какую-то суету внизу. С улицы доносятся хлопанье дверей, визг шин.

Спускаюсь, чтобы узнать, что случилось.

— В этом доме вечный бардак! — недовольно говорит мама. — Твой дядя повез в больницу свою служанку. Он знает о существовании такси?!

— С Татьяной Петровной что-то случилось? — пугаюсь я. — Что?

— Не с ней, с ее дочкой, — вмешивается Грета. — Кажется, она упала с высоты и разбилась.

Сердце останавливается, легкие схлопываются. Я не могу сделать вдох, не могу пошевелиться.

Мия… разбилась?!

— Не разбилась, — морщится мама. — Ударилась головой. Кира, ты куда? Кирилл, остановись! Стой, я сказала!

Мама оказывается у двери быстрее, чем я.

— Не пущу! — говорит она твердо. — Ты еще болен. И ты там не нужен!

— Уйди с дороги, — глухо рычу я.

— Если уйдешь, я уничтожу девчонку, — шипит мама. — Пока я пытаюсь решить проблему по-хорошему, но если ослушаешься сейчас… Ты не представляешь, что ее ждет!

Серьезный аргумент в борьбе со строптивым сыном. В сердцах швыряю куртку на пол и, взлетев по лестнице, опять запираюсь в своей комнате. Хватаю телефон, и только тогда замечаю, как дрожат мои руки.

«Мия! Бельчонок мой любимый… Пусть все будет хорошо! Пожалуйста!»

Глава 33

Мия

В больнице спокойно, но скучно. Палата отдельная, поговорить не с кем. Телевизор смотреть нельзя, хоть я и не знаю, что там показывают. Но он висит на стене — огромный темный экран, в котором отражается часть стены и потолок. В телефоне сидеть тоже нельзя. Мама оставила его, взяв с меня слово, что я не нарушу запрет. Телефон только для звонков! Простую книгу почитать нельзя, чтобы не напрягать зрение. Аудиокнигу нельзя слушать, чтобы не напрягать слух. И все это из-за того, что я стукнулась головой.

Можно только лежать и рассматривать предметы интерьера: тумбочку со стоящей на ней бутылкой воды и кружкой, зеленые растения в горшках на столе и подоконнике, панель над кроватью с розетками и торчащими из нее трубками.

В первой половине дня меня развлекала медсестра, возила по кабинетам, где врачи проводили разные исследования: рентген, УЗИ, МРТ и прочие аббревиатуры. Еще раньше из меня выкачали несколько пробирок крови. После обеда я немного вздремнула и, проснувшись, маялась от скуки. Пока не начались часы посещений.

Мама пришла первой, но пробыла недолго. Она принесла домашней еды, всплакнула, держа меня за руку, и пообещала, что будет лучше обо мне заботиться.

Куда уж лучше?

— Мам, ты не виновата в том, что случилось, — говорю я. — Если кто и виноват, то только я. Мне хотелось учиться в этой школе, хотелось заниматься чирлидингом.

— О твоих занятиях после поговорим…

— Не стоит, мам. Я ухожу из команды. Больше никаких тренировок.

— Правда? — удивляется она. — А я думала, придется запрещать…

Не придется. Для меня это слишком сильный стресс. Сначала то, что случилось в раздевалке, после — дурацкое падение. Я не хочу преодолевать страх, я устала быть сильной. Сосредоточусь на учебе.

— Как там дела… дома? — спрашиваю я.

Хочется узнать о Кае, но отчего-то страшно. Приехать он, наверное, не может, потому что болен. Или не хочет, что вероятнее, потому что и не звонит.

Судя по печальному вздоху, матушка Кирилла — та еще стерва.

— Все в порядке, — говорит мама. — Работы прибавилось, но я справляюсь.

— Прости, мам…

Это все из-за меня. Нельзя было отвечать на чувства Кирилла. Это главная ошибка, которую я совершила.

— Глупости не говори, — отмахивается она. И произносит нечто непонятное: — От судьбы не убежишь.

Я не решаюсь спросить, считает ли она моей судьбой Кирилла или позорное разоблачение в школе.

Мама уходит — торопится готовить ужин. Но вскоре в палате появляются мои подружки. И моей радости нет предела, потому что Полли не одна.

— Белка! — Тефтелька с порога бросается к кровати, чтобы меня обнять. — Белка, дурочка! Как ты могла! Белка, прости! Не делай так больше!

Она, как обычно, шумная и импульсивная, но я понимаю, что прощена.

— Я как узнала! Как представила! Белка, не смей больше обманывать! Как же я без тебя! — причитает Тефтелька.

— Успокойся. — Полли с трудом оттесняет ее от меня. — Сказали же, Белке нельзя волноваться. Белка, ты как? Голова сильно болит?

— Не болит, — отвечаю я. — Меня тут… наблюдают. Надеюсь, завтра выпишут.

Девчонки притащили мне корзину с фруктами и щедро поделились школьными новостями. По словам Тефтельки, Леонид Сергеевич «навел шороху» и «поставил всех на уши». И теперь Акуле, Королеве, Скелету и Гоблину грозит исключение. Решение будет принимать попечительский совет школы. А Дуся не виновата в моем падении, на видеозаписи четко видно, как Озерова сбивает ее плечом, как будто споткнувшись. Но я не упала бы, если бы четко сработала «база» — девочки, делающие выброс. В сторону меня повело не без помощи подружки Озеровой — Маринки Воронковой.

— А эти-то почему? — тоскливо спрашиваю я, глядя в потолок.

— Дуры потому что, — твердо говорит Тефтелька. — Они девчонкам впарить пытались, что ты — ведьма, и это твой кот расцарапал тех, кто устроил «наказание».

— Чушь какая, — морщусь я.

А сердце тревожно пропускает удар. Я не ведьма, но кот…

Смотрю на Полли, ведь это она намекала на причастность Кирилла. Но она увлеченно чистит гранат, отделяя зернышки от пленок.

— Да все будет хорошо, — уверенно произносит Полли. — Озерову с Воронковой, тем более, исключат. А остальные поостерегутся тебе вредить. Все ж были уверены, что за тебя заступиться некому. Но вышло наоборот. Никому из тех, кто вредил, не удалось улизнуть.

— Потому что все на видео записано, — замечает Тефтелька.

И меня бросает в жар, стоит представить, что и они видели это «кино». Девчонки, почувствовав мое настроение, быстро меняют тему.

Едва они уходят, в дверь палаты скребется Дуся. И она с подарками! Принесла мне цветы и игрушечного бельчонка.

— Мия, это не я. Не думай, что это я, пожалуйста!

— Не думаю, — успокаиваю я ее. — Знаю уже, кто виноват.

— Я с ним рассталась, — всхлипывает Дуся. — Не буду встречаться с подлецом.

У всех своя трагедия. Моя ложь — как камень, брошенный в воду. Всего лишь маленький камушек, ложь во спасение, а круги по воде все идут и идут, затрагивая все больше людей. Дуся — одна из пострадавших.

Позже всех меня навещает Леонид Сергеевич. Он приходит с пустыми руками, но с приятными новостями.

— Я говорил с врачами, завтра тебя выпишут. Анализы в норме. Как раз каникулы, отдохнешь. Да и буря уляжется.

— Спасибо, Леонид Сергеевич. И…

— Только не извиняйся! — перебивает он поспешно. — И не чувствуй себя обязанной.

— Но…

— Это мой выбор, Мия. Кажется, я уже говорил это? И намекал, что пообещал Татьяне не рассказывать тебе о причинах. Но я не твой отец. И забота о тебе — мой выбор.

— Леонид Сергеевич, я приняла решение расстаться с Кириллом.

Мне нужно было это сказать. Наши отношения токсичны… для всех, кто нас окружает. Нет никого, кто радовался бы этому, желал бы нам счастья. Все попытки сблизиться заканчиваются плохо.

Кажется, Кирилл пришел к такому же решению.

— Почему, Мия? — интересуется Леонид Сергеевич. — Хочешь повлиять на мое решение не оказывать тебе материальную поддержку для учебы в институте?

— Нет… Справлюсь сама. Мама сказала, что откладывала деньги на мою учебу. Я буду работать…