— А, это… — Что ж, тогда и я молчать не буду. — Дядь Лёнь, ты знаешь, что она бьет дочь?
— Что?!
Судя по тому, как округляются его глаза, не знал. И Мия ему не безразлична. Все же интересно, почему…
— В тот день, когда Мия вернулась, она белье развешивала и случайно уронила простыню. Мне пришлось соврать, что это сделал я, потому что мать собиралась отлупить ее веником. — Кайф! Никогда не думал, что жаловаться на взрослого так приятно. — И сегодня… Ладно, сегодня я действительно виноват. Мия упала из-за меня. Я ее напугал. Случайно. Она коленки разбила, чулки порвала. Я ее домой подвез на такси. А мать накричала на нее и ударила по лицу.
— При тебе? — перебивает дядя. — Это все произошло в твоем присутствии?
— Нет. Я подслушивал, — признаюсь я. — И что, я должен был молча уйти? Я не прав? Скажи! Не прав?!
— Ты не прав, — твердо отвечает дядя. — Это не твое дело. Вмешиваться в чужую жизнь нельзя.
Офигеть! Он на ее стороне?!
— Я не вмешивался, — чеканю я. — Я позвал Мию готовить задание. И всё.
— Больше так не делай. Скажи мне, если что-то кажется неправильным. Пообещай…
— Нет, — перебиваю я дядю. — Не даю обещаний, которых не могу выполнить.
— Кирилл! Нельзя вмешиваться…
— А тебе можно? — срываюсь я. — Ты вмешиваешься в их жизнь, помогаешь Мие. А я должен молча смотреть, как ее бьют?!
— Так. Давай-ка, успокойся, — просит дядя вполне миролюбиво. — Нет смысла продолжать разговор на повышенных тонах. Водички принести?
А вот это уже залет. Я практически признался дяде, что у меня крышу рвет от Мии. Надо сбавить обороты.
— Не надо, — говорю я тише. — Прости. Я просто не привык к такому.
— Понимаю, — кивает дядя. — Я объясню, почему помогаю Мие и ее матери. Надеюсь, и ты меня поймешь.
У дяди все просто. Был у него друг, у друга — охранник, а у охранника — беременная жена. Друг с охранником разбились на частном самолете. Жена, то есть, Татьяна Петровна, осталась одна. Детдомовская она, что ли? Так и не понял, а переспросить постеснялся. Охранник, по словам дяди, когда-то ему жизнь спас, на рыбалке. Дядя с лодки упал, чуть не утонул, а тот его вытащил и откачал.
В благодарность дядя и взял Татьяну Петровну в дом домработницей, так как она ничего толком не умела, и жить нахлебницей не желала. Вот и получилось, что Мия родилась и выросла на глазах у дяди.
— Татьяна Петровна — добрая женщина. Но вспыльчивая, это да. Я в воспитание Мии вмешиваться не могу, и тебе запрещаю.
— Уж думал, может, она твоя дочь, — брякаю я.
Дядя, вопреки ожиданиям, не агрится. Наоборот, как-то тепло улыбается.
— Да если б моя… Жаль, но нет.
— Почему жаль? — тут же наглею я.
— Мозги у нее светлые. Грех такой девочке не помочь. Знал бы ты, какие сложные задачи она щелкает, как орешки…
— Ну да, она же Белка? — фыркаю я.
— Что?
— Прозвище у нее в школе такое. Белка.
— А-а… Вы поладили?
— Более-менее, — отвечаю я уклончиво. — Она не в восторге от того, мы в одном классе.
— Кирилл, скажи честно. Пожалуйста. Между вами что-то есть?
— Уже и помочь никому нельзя, — ворчу я, нахмурившись. — Зачем сразу подозревать?
— Мия — красивая девочка, а парни твоего возраста… бывают грубы и настойчивы. Соблазн — страшная сила.
— Как ты мог подумать?! — искренне возмущаюсь я.
— И все же, держись от нее подальше.
— Ты говоришь так, будто я зверь какой-то…
— Не обижайся, племяш. Но ты действительно для нее опасен.
— Чем это?
— Надо объяснять? — удивляется дядя. — Или тебе не сказали, как можно быстро восстановиться? Мия — соблазн для тебя. Великий соблазн.
Я не то чтобы забыл… Просто не думал, что могу сотворить с Мией такое. Только не с ней. Никогда. Ни за что.
— Кирилл, ты точно справишься? — с тревогой спрашивает дядя. — Если не уверен, я отошлю Мию в интернат.
Похоже, это из-за моего затянувшегося молчания.
— Уверен, — отвечаю я. — Ничего к ней не испытываю. Это стечение обстоятельств.
Надеюсь, дядя не почувствует ложь. Хотел спросить его, отчего меня так тянет к Мие, но как только понял, чем это закончится — передумал. Нельзя. Если дядя поймет, что Мия мне нравится, он отошлет ее из дома, и меня упекут в дурку. Потому что крыша плавится и едет, когда Мии нет рядом. Даже сейчас я чувствую острую потребность ее увидеть, убедиться, что с ней все в порядке.
Я могу не набрасываться на нее, как голодный зверь. Могу терпеть ее ненависть. Могу делать вид, что мне все равно. Но я должен видеть ее. Должен понимать, что она в безопасности. Иначе…
Да трындец иначе!
Может, это пройдет… со временем?
— Пойдем ужинать, — говорит дядя. — Я переоденусь и спущусь. Да, а в школе-то все в порядке?
— В полном, — заверяю его я. — Не переживай, с учебой проблем нет.
— А с ребятами?
— Я популярен.
— И нескромен, — замечает дядя. — Кирилл, мы договорились?
— Да, — отвечаю я, скрестив два пальца за спиной.
Когда скрещиваешь пальцы, ложь — это практически правда.
Глава 11
Мия
— Закончили? — интересуется мама, едва я возвращаюсь из гостиной.
— Нет, — отвечаю честно. — Леониду Сергеевичу не понравилось, что мы занимаемся дома.
Иными словами, я недостойна его гостиной. Но этого я маме не скажу. Хватит на сегодня упреков и обвинений.
— А как же задание?
— Закончим завтра в школе.
Не буду я маме говорить, что проще списаться по инету. С нее станется и это запретить.
— А-а… Ладно, есть иди, я тебе собрала.
— Леонид Сергеевич просил передать, что ужинать будут через полчаса.
— Хорошо. Мия…
— Что?
Внутри все сжимается, но не от страха. Знаю, что сейчас произойдет. И это я ненавижу даже сильнее, чем мамины истерики.
— Мия, солнышко, прости меня, пожалуйста.
Мама обнимает меня. Зацеловывает лицо. И плачет.
А мне так неловко, что хочется провалиться сквозь землю. Иногда кажется, что мама — больший ребенок, чем я. Ей определенно нужен тот, кто о ней позаботится. И почему она больше не встречалась с мужчинами? Я никогда не говорила, что против отчима.
Может, она тайно влюблена в Леонида Сергеевича? Об этом я точно никогда не спрошу — смелости не хватит.
— Мам, ну хватит, — бормочу я. — Все норм.
— Я из-за тебя переживаю, глупая, — всхлипывает она, гладя меня по спине и волосам. — Ты у меня такая красавица! А если глазки подведешь, вообще куколка. Страшно за тебя! А если снасильничает кто? В твоей школе полно парней из богатых семей, им все с рук сойдет…
— Мама, перестань. Я не маленькая.
— Да лучше б была маленькой!
В общем, все, как всегда. Мне приходится ее успокаивать.
И все же один вопрос застает меня врасплох.
— Мия, ты отказалась от работы в рекламе? Правда?
— Отказалась от… Чего?!
— Не надо скрывать, мне Кирилл все рассказал. Правильно сделала, это не твой путь. Ты достигнешь большего, если будешь работать у Леонида Сергеевича.
Убью этого упырка! Что он наплел маме?!
К счастью, она ни о чем не расспрашивает, и я, поужинав, сажусь за уроки.
Оставить Кириллу мейл я успела, но проверяю почту поздно, уже перед сном. Он прислал вопросы к интервью, но зачем-то приписал в конце: «Все в порядке? Нам надо поговорить. Напиши номер телефона».
Ага, сейчас… Уже лечу, волосы назад. Только шнурки поглажу!
Я опять злюсь, да так, что биография скульптора Веры Мухиной кажется полным бредом. То есть, я абсолютно не понимаю, о чем читаю. И злюсь не на Кирилла, а на себя. Потому что мне до одури хочется ему ответить.
Утренняя тренировка — мой личный кайф. Я будто бы черпаю энергию прямо из воздуха: пробежка, растяжки, несколько упражнений из йоги. Физическая усталость приятная, она снимает напряжение, смывает негативные остатки вчерашнего дня. Становится легче дышать, и кажется, что над головой сияет солнце.