Как выяснилось вскоре, Дрозда и Пыжикову связывали не только и даже не столько любовные отношения. К Дрозду то и дело приходили какие-то люди, часто иностранцы, они о чем-то договаривались. Потом Дрозд часами сидел в Интернете, исчезал на неделю, а то и месяц, а когда возвращался, обязательно расплачивался с Каролиной за месяц-два вперед, угощал заморскими деликатесами, предлагал и Пыжиковой, и Каролине довольно приличные шмотки.
Интрига тянулась недолго. Однажды вечером, за бутылкой сладковато-терпкого южноафриканского красного вина, Пыжикова с Дроздом предложили Каролине присоединиться к их предприятию. Дмитрий Михалыч начал с того, что велел Каролине называть его Димой, а потом, окутывая ее профессиональным, соблазняюще-влекущим взглядом своих почти прозрачных, водянистых серо-голубых глаз, вкрадчиво проговорил:
— Я понимаю, что целыми днями бездельничать, сдавая такому, как я, приятному во всех отношениях идеальному соседу комнату, замечательно, но, как мне кажется, ты другого поля ягода. Мне кажется, ты любишь действовать, ты по природе своей авантюристка и смогла бы нам помочь. Даже не ради денег, а просто так, ради интереса… Ты не хотела бы поучаствовать в нашем бизнесе?
— Бесплатно? — удивилась Каролина и не преминула съязвить: — Только за то, что можно будет называть вас Димой?
— Да нет, это я шучу, что только ради интереса… — поспешил добавить Дмитрий Михалыч. — Твой труд будет оплачиваться, очень хорошо оплачиваться.
— И какой же это будет труд? — поинтересовалась Каролина.
— Ну, скажем так, творческий, — ответил Дмитрий Михалыч.
— Творчество я люблю, — пожала плечами Каролина, которая отлично понимала, что деньги, оставшиеся после смерти родителей, скоро окончатся, а богатый жених на горизонте не маячит, если, конечно, не считать Дрозда, которому, похоже, Пыжикова уже наскучила.
— Только есть одно условие… — сразу предупредил Михалыч.
— Какое такое условие? — насторожилась Каролина.
— Ни о чем не спрашивать и лишнего не болтать, — четко выговорил Михалыч, и в его глазах промелькнула стальная искорка.
— Ну, это уже целых два условия, — заметила Каролина.
— Но суть у них одна — меньше знаешь, крепче спишь… — включилась в разговор Пыжикова, до этого напряженно молчавшая.
— Да, Лиля, нам с Каролиной надо бы остаться, так сказать, тет-а-тет, — повернулся к ней Михалыч, — а ты, котик, иди в зал, посмотри телевизор.
Пыжикова слегка обиделась, но все-таки, недовольно подернув плечиком, вышла из кухни и даже прикрыла двери.
А Михалыч неожиданно схватил Каролину за руку и, приложив ее пальцы к своим губам, понизив голос, пылко заявил:
— Вы, Каролина, необыкновенная девушка! Я давно за вами наблюдаю и, кажется, уже влюблен в вас… Я уверен, вам ничего не стоит очаровать человека…
— Давайте ближе к делу, — сказала Каролина, освобождая руку и чувствуя, что сама незаметно подпадает под очарование Михалыча.
То, что предложил тогда ей сделать за приличные деньги Михалыч, напоминало дурацкий розыгрыш. Она должна была познакомиться с одной студенткой мединститута, у которой, как показал на фотографии Михалыч, на левой руке от рождения было всего три пальца, и, пригласив ее в кафе, угостить не купленным, а своим соком.
— Сок я тебе дам, когда договоришься о встрече, — деловито окончил свою инструкцию Михалыч.
— А что с ней будет потом? — поинтересовалась Каролина и, не успев договорить, осеклась, наколовшись на леденящий взгляд Дрозда.
— Давай так, — сказал тот строго. — На первый раз я тебя прощаю. А в дальнейшем за каждый твой лишний вопрос буду вычитать штраф из зарплаты.
Назавтра Каролина, представившись корреспонденткой «Медицинского вестника», очень легко вошла в контакт с девушкой, пригласила ее в кафе, чтобы якобы поговорить о том, почему она выбрала профессию медика, и, пока они ожидали официантку, налила ей и себе соку. Сама пить его не стала, вышла в туалет. Все дальнейшее ее, как настойчиво предупредил Михалыч, не должно было волновать.
Когда Каролина выходила из кафе, двое парней уже усаживали почти невменяемую девушку в белую «ауди».
— Вот развезло, беднягу! — покачала головой стоявшая на остановке сердобольная старушка.
Каролине стало не по себе, и она вскочила в первый же подъехавший автобус.