Ника улыбнулась в ответ, шутку она поняла и приняла. Это было очень хорошо. Таша терпеть не могла моих шуток.
-- Если равнодушен, то нет, а вот если ты будешь искренне ее ненавидеть, то да, при условии, что чувство будет достаточно сильным.
-- А ты всегда это понимаешь?
-- В смысле?
-- Понимаешь что люди чувствуют на самом дели, или только когда хочешь это понять?
-- Если бы я постоянно это ощущала, это был бы не дар, а проклятье.
Я на миг представил, как это - постоянно чувствовать истинную подоплеку слов и поступков, и согласно кивнул:
-- Я бы такого не хотел. Слушай, а как ты узнала мое имя?
Ника посерьезнела.
-- Этого я тебе не скажу.
-- Почему? -- Я был искренне удивлен, такому ответу. -- Это тайна?
-- Не обижайся, но можно, я не буду отвечать?
Она замолчала, пристально глядя мне в глаза. И я никак не мог понять, что таит в себе серо-зеленый омут, в котором, только сейчас это окончательно осознав, я утонул, и похоже навсегда.
Тишину, окружившую нас, нарушил простужено-резкий гитарный аккорд. Прозвучав и не успев затихнуть, был подхвачен пронзительно-печальной скрипичной кодой:
Вплети меня в свое кружево
Незаметно и легко,
Может, только это нужно мне,
Да и больше ничего.
Голова моя закружится,
Так глаза твои горят,
А лицо-то все загадочней,
И прозрачнее наряд.
И опять от нетерпения
В кровь царапаем лицо,
За такие за мгновения
Все отдашь в конце концов... 15
Вслушиваясь в голос певца я понял - на Нику я никогда не буду обижаться.
-- Пикник. -- Не ответив на вопрос сказал я. -- Любимая группа. И песня одна из любимых.
-- Я тоже ее люблю. И группу, и песню.
Наши пальцы вновь переплелись.
-- Потанцуем?
-- Песня сейчас кончится.
Мелодия в самом деле затихала.
-- Да и места мало.
-- Это не проблема.
Откинув портьеры я вывел Нику в зал. Действительно маленький, но для медленного танца места вполне хватало.
-- Джоржио, -- я поднял руку вверх.
Баристо, прекратив шаманить над туркой, обернулся. И ослепительно улыбнулся.
-- Фил?
-- Повтори музыку, плиз.
-- Конечно, -- он отсалютовал мне двумя пальцами, и помещение вновь заполнила мелодия, -- погромче сделать?
Я отрицательно качнул головой, оборачиваясь к Нике. Она подалась вперед, прижимаясь ко мне всем телом, и мы медленно закружили по залу.
Я отстранился от происходящего. Оранжевые цифры внизу экрана в моей голове показывали час тридцать.
Мой палец дрогнул на кнопке, прерывая бег часов. Рука поднялась, поднося телефон к глазам. Губы дернулись, выплевывая беззвучное ругательство. На дисплее были одни нули. А такого просто не могло быть. Человек не в силах так быстро прекратить отсчет. Хоть какие-то доли секунды секундомер должен был отсчитать.
За окном цветные огни проспекта смешивались, в причудливую цветовую карусель, с фарами проносящихся машин. Ехать нам было еще долго, есть время поиграть с воспоминаниями. Не задумываясь ни на секунду я нырнул, в самое лучшее что было у меня на данный момент. Экран в голове вспыхнул выводя изображения, палец вдавил кнопку, начиная отсчет секунд.
Я держал узкую ступню в ладонях, в правой круглая пятка, левая поглаживает нежные пальчики. До сих пор, до самого этого момента, я помнил ощущение Никиной ноги в своих руках. То самое, которое возникло, когда я помог снять насквозь мокрые носки. Оно, это ощущение, как наваждение преследовало меня все это время. Не взгляд серо-зеленых глаз, не ладони на лице и горько-сладкие слезы на губах, а маленькая круглая пятка, холодная и мокрая, в ладони.
И вот сейчас она снова под моими пальцах, на этот раз теплая, но все такая же круглая и гладкая.
-- На что ты там любуешься? -- Пальцами другой ноги Ника нежно погладила меня по груди.
Падают небоскребы,
Горят телевышки и в Африке снег.
В отпуск уходят боги,
Важней твоей родинки ничего нет.
Кому доброе утро,
А кому в добрый путь.
Существует порядок,
Про него не забудь.
Для кого-то евангелие,
Для кого-то Коран ,
Но меня спасет твоя родинка -
Это мой талисман.
16
Не слишком музыкально пропел я. И погладил крошечное пятнышко на стопе.
-- Хм. Цитаты любишь?
-- Не то чтобы люблю, но... Иногда они наиболее точно определяют настроение и чувства.
-- Да?
-- Ага.
-- А тебе не кажется, что это перенос.
-- Чего? -- Я, не выпуская Никиной ноги, приподнялся на локтях.
-- Перенос чужих чувств, на себя.
-- Ты так думаешь?
Я пощекотал ее пятку, наблюдая как смешно шевелятся пальчики.
-- Да.
-- Может быть ты и права. Вот только я испорчен, слегка, воспитанием чертовски интеллигентной женщины, обожающей русскую классику и поэтов серебряного века. Правда, с поправкой на нынешнее время. Пушкина, Толстого и Достоевского, мне заменили Олди, Лукьяненко и Дяченко; а Гумилеву, Бальмонту и Северянину я предпочел русский рок.
-- Да? Что-то я не заметила в тебе признаков интеллигентской рефлексии. -- Она негромко рассмеялась. -- Сначала промариновал девушку, а потом, стоило пригласить на крошечную чашечку кофе, накинулся, как зверь. Вон, все белье порвал. И это в середине дня. Не стыдно?
Ее нога вновь прошлась по моей груди осторожными и ласковыми прикосновениями.
Я повернул голову разглядывая беспорядок на полу. И вправду трусики были порваны, а я и не заметил. Мы встретились с Никой в десять утра, посидели в кофейне, погуляли по набережной и в три полудни стояли у ее подъезда. Помявшись пару секунд я, безо всякой задней мысли, напросился на чашку кофе. На самом деле мне просто отчаянно хотелось в туалет. А дальше...