— Кажется, дождь собирается, — сказала она. — Интересно, мы ржавеем?
В другое время я бы рассмеялся шутке, но я был слишком пристыжен и рассержен на себя и на «Иммортекс». Но, так или иначе, от меня ожидался хотя бы какой-нибудь ответ.
— Будем надеяться, что грозы не будет, — сказал я. — Я не надел громоотвод.
Карен рассмеялась громче, чем моя шутка того заслуживала. Мы шли дальше.
— Ещё мне интересно, сможем ли мы плавать, — сказала она.
— Почему нет? — отозвался я. — На самом-то деле нас вряд ли берёт ржавчина.
— О, я знаю. Я имею в виду плавучесть. Люди так хорошо плавают, потому что они легче воды. Но эти тела, возможно, в воде тонут.
Я уважительно посмотрел на неё.
— Даже не задумывался над этим.
— Это будет настоящим приключением, — сказала она, — исследовать возможности и ограничения наших тел.
В этот раз я как-то ухитрился фыркнуть; звук получился механический и странный.
— Не любите приключений? — спросила Карен.
Мы продолжали идти по коридору.
— Я… я не уверен, что у меня было хотя бы одно.
— О, конечно же было, — ответила Карен. — Жизнь — это приключение.
Я начал вспоминать все те вещи, что делал в юности — наркотики, которые пробовал, женщин, с которыми спал, и одного мужчину, с которым я тоже переспал, инвестиции, разумные и безумные, сломанные кости и разбитые сердца.
— Надо полагать, — сказал я.
Коридор расширился, превратившись в большую комнату отдыха с торговыми автоматами с газировкой, кофе и бутербродами. Должно быть, он предназначался для персонала, а не для клиентов-мнемосканов, но Карен жестом предложила войти. Возможно, она устала…
Но нет. Разумеется, она не могла устать. Однако к тому времени, как я это сообразил, мы уже вошли. Там было несколько мягких стульев и маленькие столики. Карен села на один из стульев, тщательно расправив на коленях своё цветастое платье. Потом указала мне на другой стул. Опираясь на трость для сохранения равновесия, я осторожно опустился на него; сев, я поставил трость прямо перед собой.
— Итак, — сказал я, — что же у вас были за приключения?
Какое-то время она не отвечала, и я забеспокоился. Я вовсе не хотел подвергать сомнению её предыдущее утверждение, но, боюсь, в моём вопросе прозвучал некий вызов, требование подтвердить свои слова.
— Простите, — сказал я.
— О, нет, — ответила Карен. — Ничего такого. Просто их так много. Я была в Антарктиде, и в Серенгети — ещё когда там водилась крупная живность — и в Долине Царей.
— Да неужели? — удивился я.
— Конечно. Я люблю путешествовать. А вы?
— Думаю, я тоже, правда…
— Да?
— Я никогда не был за пределами Северной Америки. Видите ли, я не могу — не мог — летать. Перепады давления в самолёте — доктора опасались, что они могут спровоцировать синдром Катеринского. Вероятность очень маленькая, но доктор сказал, что я не должен рисковать, разве что если поездка абсолютно необходима. — Я на мгновение подумал о другом мне, направляющемся на Луну; это путешествие он почти наверняка переживёт. Космопланы полностью герметичны, и атмосферное давление внутри них не меняется.
— Обидно, — сказала Карен, но потом её лицо просветлело. — Но теперь вы можете поехать, куда захотите.
Я горько усмехнулся.
— Поехать! Господи, да я же едва хожу…
Механическая рука Карен легко коснулась моей.
— О, вы научитесь. Обязательно! Люди могут всё. Помню, как я познакомилась с Кристофером Ривом, и он…
— Кто это?
— Он играл Супермена в четырёх фильмах. Боже, как он был красив! Когда я была подростком, постер с ним висел у меня над кроватью. Много лет спустя он упал с лошади и повредил позвоночник. Говорили, что он никогда больше не сможет дышать самостоятельно, но он смог.
— И вы познакомились с ним?
— Ага. Он написал книгу о том, что с ним произошло; у нас тогда был один издатель, и мы вместе оказались на банкете на «BookExpo America». Он так меня вдохновлял.
— Вау, — сказал я. — Полагаю, будучи знаменитым писателем, вы встречались с множеством интересных людей.
— Ну, я вспомнила Кристофера Рива не для того, чтобы похвастаться…
— Я понимаю, понимаю. Но с кем ещё вы были знакомы?
— Давайте посмотрим… какие имена могут что-нибудь значить для человека вашего возраста? Ну, я встречалась с королём Карлом перед самой его смертью. С нынешним папой и с тем, что был перед ним. С Таморой Ын. Шарлиз Терон. Стивеном Хокингом. Моше…
— Вы встречались с Хокингом?
— Да. Когда была на чтениях в Кембридже.
— Вау, — снова сказал я. — И какой он был?
— Очень ироничный. Остроумный. Конечно, общение было для него пыткой, но…
— Но какой умище! — воскликнул я. — Абсолютный гений.
— Это да, — согласилась Карен. — А вы любите физику?
— Мне нравятся великие идеи — в физике, философии, где угодно.
Карен улыбнулась.
— Правда? Тогда у меня есть для вас анекдот. Знаете такой, когда Вернера Гейзенберга останавливает дорожный патруль за превышение скорости?
Я покачал головой.
— Так вот, — продолжила Карен, — коп говорит: «Вы знаете, с какой скоростью ехали?» А Гейзенберг тут же отвечает: «Нет, зато я точно знаю, где я!»
Я расхохотался.
— Это сильно! Погодите — я тоже один вспомнил. Знаете про Эйнштейна в поезде?
Теперь была очередь Карен качать головой.
— Пассажир к нему подходит и спрашивает: «Простите, мистер Эйнштейн, Нью-Йорк останавливается в этом поезде?»
Карен засмеялась.
— Думаю, мы с вами подружимся, — заявила она. — А вы профессиональный физик?
— Что вы. Я для этого слишком плох в математике. Хотя отучился два года в Университете Торонто.
— И?
Я слегка приподнял плечи.
— Вы в Канаде часто бываете?
— Время от времени. Не каждый год.
— А пиво вы пьёте?
— Когда была помоложе, — ответила Карен. — Но больше не пью. В смысле, даже в старом теле не могла — последние лет десять или больше.
— Вы слышали про «Sullivan's Select»? Или «Old Sully's Special Dark»?
— Конечно, слышала. Очень… А-а! Вот оно что! Вы ведь Джейкоб Салливан, верно? Ваше семейное дело?
Я кивнул.
— Так, так, так, — сказала Карен. — Значит, я тут не одна инкогнито.
Я грустно улыбнулся.
— Карен Бесарян заработала себе состояние. Я же своё просто унаследовал.
— И всё же, — сказала Карен, — это, наверное, было здорово. В молодости мне вечно не хватало денег. Даже иногда приходилось наведываться в продовольственные банки[6]. Это, должно быть, очень расслабляет — знать, что у тебя никогда не будет проблем с деньгами.
Я снова двинул плечами.
— Это палка о двух концах. С одной стороны, когда я пошёл в университет, я мог изучать всё, что мне заблагорассудится и не беспокоиться о том, как это вяжется с моей будущей профессией. Я, наверное, единственный во всём кампусе ходил одновременно на квантовую физику, историю драмы и введение в философию досократиков.
Карен вежливо усмехнулась.
— Да, — сказал я. — Это было весело — чуть того, чуть этого. Но обратная сторона богатства состояла в том, что ты не ожидаешь, что к тебе будут относиться как к мусору. Университет Торонто ценится среди аспирантов, но студентов там производят как штамповку на заводе. Скажем так: если каждый день ходишь в Салливановскую библиотеку, и твоя фамилия Салливан, то не ожидаешь, что об тебя там будут вытирать ноги.
— Ещё бы, — сказала Карен. — Мне никогда не нравилось говорить про себя «богатая»; это звучит, как будто я хвастаюсь. Хотя все клиенты «Иммортекс» богаты, так что какая разница. Но, конечно же, я никогда не предполагала, что разбогатею. В том смысле, что большинству писателей этого не удаётся; это очень тяжёлое ремесло, и мне очень, очень повезло. — Она сделала паузу, и её искусственные глаза снова блеснули. — Знаете, в чём разница между большой пиццей с пепперони и большинством профессиональных писателей?
— В чём?
6
Благотворительные организации, принимающие от производителей и поставщиков продовольственные товары с истекающим сроком годности и распределяющие их среди нуждающихся.