— Очень приятно, — сказала она певучим медовым голосом, и с горечью добавила. — Если обстоятельства нашего знакомства можно назвать приятными…
Кофе подали почти молниеносно. Пока горничная сервировала столик, мы молчали. Лара от кофе отказалась, налила себе коньяку и, присев на подлокотник кресла, угрюмо уставилась куда-то в стену. Олег Юрьевич дождался, когда горничная выйдет, а я пригублю свой кофе.
— Речь пойдет о моей дочери Ксении, — обозначил он. — Недавно она умерла.
— Соболезную, — ответил я. Рокотов кивнул, Лара не пошевелилась.
— Благодарю, — горько вздохнув, произнес Олег Юрьевич. — Я… мне тяжело об этом говорить, но мы тяжело переживаем потерю. Все как-то навалилось: проблемы в бизнесе, затем Ксюша, а сейчас вот отец совсем сдал, переживает из-за внучки, боюсь, второго инфаркта он не переживет. Он и без того был сам не свой, когда скончалась мама, а потом еще это… Он ведь внучку вынянчил с самой колыбели. Ксюша мой… была моим единственным ребенком, и теперь мы не знаем, как жить дальше… В полиции нам объявили: она выпала из окна, несчастный случай. Стул сломался, когда она вешала шторы, такое бывает. Когда мы приехали в больницу, Ксюша была в реанимации. Она продержалась еще сутки, а затем скончалась, не приходя в сознание.
Лара жарко задышала и залпом выпила свой коньяк. Я тактично помолчал, а затем произнес:
— Боюсь, я не совсем понимаю, чем могу помочь.
Рокотов поставил свою чашку так резко, что кофе выплеснулся на блюдце и стол. Рассеянно поглядев на коричневую лужу, Олег Юрьевич веско произнес:
— Видите ли, Иван, я подозреваю, что моя дочь была убита.
— Почему? — спросил я. — У вас есть основания не доверять результатам следствия?
Рокотов раздраженно закатил глаза, вскочил с места и, схватив сигару, стал ее яростно жевать, тыкая в лицо зажигалкой. Пока он безуспешно пытался прикурить, мне ответила Лара, обведя пространство вокруг вялым жестом.
— Вы же видите, где и как мы живем, верно? — вымученно улыбнулась она. — Мы богаты, Иван. Ксюша с детства была избалованным ребенком. Недавно она пожелала жить отдельно. У нее, видите ли, началась личная жизнь. Завела себе кавалера, по-моему, совершенно неподходящего, съехала в квартиру, чтобы мы не мешали. Мы не возражали, оттуда до учебы добираться проще, да и скучно здесь, все-таки, загородная жизнь не для молодежи. Квартиру в свое время отделывал стилист. Таке вот: Ксения палец о палец не ударила. И тут, ни с того ни с сего, решила шторы перевесить? Боюсь, она не знала, с какой стороны там петли.
— Всякое бывает, — уклончиво возразил я. Лара помотала головой так, что ее локоны разметались по плечам.
— Бывает… — презрительно констатировала она, и добавила: — Но не с ней. Ксения даже чашки сама не мыла, складывала в посудомойку и не уверена, что утруждалась, чтобы затем вынуть посуду и расставить на полках. Иногда сваливала все в раковину, пока домработница не приводила все в порядок. Говорю вам, она была большим ребенком, совершенно не готовым к реальности. И вдруг — шторы. Это так же неправдоподобно, как увидеть в ее руках… я не знаю… швабру или пылесос. Да она не знала, как тостер включался…
Лара захлебнулась словами, проглотила из своего бокала последние капли и налила себе еще коньяку. Олег Юрьевич покосился на жену, но не стал возражать. Переведя на меня тяжелый взгляд, он продолжил:
— После ее смерти я пытался найти ее парня… Глеба Макарова. И не нашел. А ведь у меня масса возможностей, как вы понимаете. Для меня дико кого-то не найти, если надо. А его не смог. Глеб исчез в неизвестном направлении. Родители уверяют, что за день до смерти Ксюши он улетел отдыхать на Гоа, решил переосмыслить свою жизнь, якобы на их частном самолете. Я проверял, естественно. Бред. В день смерти Ксюши он был здесь, в Москве. Он не пересекал границы Индии, он вообще из России не выезжал, разве что по чужим документам. Так что прячется где-то.
— Зачем ему прятаться?
На лице Рокотова появилась жесткая ухмылка. Он покачал головой и поглядел на меня, как на идиота.
— Причина очевидна, я считаю. Ксюшу убил Глеб.
— Почему вы так считаете? — спросил я, мысленно сделав зарубку на имени Макарова. Рокотов вернулся за стол, уселся на прежнее место, и, с отвращением допив остывший кофе, проникновенно сообщил:
— Вы должны понимать, кто такой Глеб Макаров. Он — мажор, сынок Сергея Макарова, владельца «МосСтройНефти», никчемное, инфантильное убожество, наркоман. Родители давно махнули на него рукой, сосредоточились на старшем сыне, а этот тупо прожигает жизнь, и в какой-то момент ему встретилась Ксюша. Она им была очарована: видите ли, Глеб малюет какую-то мазню, называя ее авангардным искусством, пишет стихи и рассказы, поет… Словом, упорно пытается влиться в ряды балаганных шутов, которых я называю сраной богемой. Но ей почему-то было с ним интересно. Они постоянно были вместе. В тот вечер соседи слышали шум, громкую музыку и крики. Ксюша с кем-то ссорилась. Кроме Глеба к ней никто не ходил. И сразу после ее смерти этот уродец исчезает, да так, что его никто не может найти. Я уверен — между ними что-то произошло, Глеб ее ударил или толкнул, а затем выбросил тело из окна, чтобы замести следы.