Родители. Это лучшая и худшая роль человека.
А сейчас ее рука сплетается с рукой другого мужчины. Непрофессионально, думает он, так вести себя на пресс-конференции. Он пытается смотреть в другую сторону, но не может. И в тот самый момент, когда Нора разражается хохотом, она замечает Хеннинга. Смех ее резко обрывается, будто что-то застряло в горле. Они целую вечность стоят и смотрят друг на друга.
Он первым отводит взгляд. Видар Ларсен из телеграфного агентства «НТВ» хлопает его по плечу и говорит: «Привет, ты вернулся, Хеннинг?» Он кивает и двигается вслед за Видаром, ничего не отвечая, стараясь оказаться как можно дальше от Норы. Он ни с кем не встречается взглядом, смотрит в пол, входит за чужими ногами в зал, дорогу в который способен найти с закрытыми глазами. Он находит место в конце помещения, где можно сидеть и смотреть в затылок остальным, а не наоборот. Зал быстро заполняется. Он видит, как входят Нора и Вельветовый Пиджак. Они усаживаются рядом в первых рядах.
Вот мы и снова встретились, Нора.
И снова на пресс-конференции.
Глава 8
Входят три человека в форме — два мужчины и женщина, — и Хеннинг мгновенно узнает двоих из них: Арильда Йерстада и Бьярне Брогеланда.
Бьярне и Хеннинг, когда были маленькими, учились в одной школе в Клефте. Они никогда не были лучшими друзьями, ничего подобного, они учились в разных классах. В те времена это было вполне достаточным основанием для того, чтобы не дружить. Но были и другие причины. Химия, энергия и тому подобное.
А еще Хеннинг знал, что Бьярне был бабником и в довольно раннем возрасте решил оприходовать как можно больше девушек за наикратчайшее время, и когда он постучался в дом семьи Юль, намерения его понять было несложно. К счастью, сестра Хеннинга Трине раскусила Бьярне очень быстро, так что Хеннингу не пришлось исполнять роль Гордого Старшего Брата, но скептицизм в отношении Бьярне не покидал его на протяжении всей юности.
А теперь Бьярне работает в полиции.
Это Хеннинг знал давно, потому что в середине 1990-х они вместе поступали в полицейскую школу. Бьярне поступил, Хеннинг нет, его завалили задолго до вступительных экзаменов, потому что у него обнаружили аллергию на пыльцу и шерсть животных, да к тому же в детстве он страдал астмой. А вот Бьярне всегда был крепок физически. Отличное зрение, сила, хорошая выносливость. Он занимался спортом, когда был помоложе, и неплохо выступал в семиборье.
Хеннингу даже кажется, что Бьярне прыгал с шестом выше чем на четыре с половиной метра.
Но то, что Бьярне начал работать в отделе по борьбе с насильственными преступлениями и преступлениями против нравственности, было для него новостью. Он думал, что Бьярне работает тайным агентом, или, как они сами себя называют, Чарли, но всем надо время от времени что-то менять в жизни. И вот теперь Бьярне сидит на возвышении и осматривает собравшихся. Взгляд у него серьезный, деловой, и в своей элегантной форме он выглядит очень представительно. Хеннингу кажется, что Бьярне все еще очень привлекателен. Темные, коротко стриженные волосы, немного седины над ушами, небольшой шрам на подбородке, белоснежные зубы. Загорелый и гладко выбритый.
Бьярне Тщеславный.
Хеннинг думает, что он вполне годится на роль потенциального источника.
Второй мужчина на возвышении — Арильд Йерстад, высокий и стройный, с красиво подстриженной бородой, которую он то и дело поглаживает. Йерстад работал с убийствами, когда Хеннинг только-только начал писать на криминальную тему, и, как видно, до сих пор занимается тем же самым. Йерстад не жалует журналистов, считающих себя умнее полицейских, и, если уж быть справедливым, думает Хеннинг, я принадлежу к их числу.
Женщина, занявшая место между двумя мужчинами, инспектор полиции Пиа Неклебю, проверяет микрофон и откашливается. Блокноты и ручки замерли в готовности. Хеннинг ждет, поскольку знает, что в первые минуты будет только вступление и повторение уже известных сведений. Но тем не менее он навостряет уши.
Но происходит нечто удивительное. Он ощущает небольшую дрожь в теле. Для такого, как он, кто в последние два года не чувствовал ничего, кроме злобы, презрения и жалости к самому себе, такая дрожь — дрожь, связанная с работой, — не что иное, как прорыв, наверняка сказал бы доктор Хельге.