— Что за работу начала Хенриэтте, а ты собираешься продолжить?
Она смотрит на него.
— Это ваш вопрос?
— Да.
— Не «что ты будешь вспоминать о Хенриэтте» или «что такого ты можешь рассказать о Хенриэтте, отчего мои читатели прослезятся»? Никакой такой фигни?
Голос ее меняется, сейчас она говорит как уставший ребенок. Он отрицательно качает головой. Она фыркает и смотрит ему в глаза. Бурит его взглядом.
Потом мотает головой, разворачивается и уходит.
Отлично, Хеннинг, думает он. Прекрасная работа.
И еще он думает, что только что от него ушел, возможно, единственный интересный человек из всей этой толпы плакальщиков. Она не была красавицей в классическом смысле. Ему кажется, что она не из тех, кто сидит за первой партой и становится в первый ряд для групповой фотографии. Он представляет ее стоящей перед зеркалом, расстроенно вздыхающей, представляет, как она отдается мальчикам в очках поздней ночью и возвращается домой под утро.
Но, Анетте, говорит Хеннинг сам себе. Ты очень интересная девушка. Ему хочется прокричать это ей вслед.
И вдруг до Хеннинга доходит, что именно он заметил в ее глазах. Он просматривает снимки в фотоаппарате, в то время как она скрывается за углом. Он доходит до одного из первых снимков и смотрит на ее глаза. И понимает, что прав.
Черт возьми, говорит он себе. Хеннинг узнает это чувство: он понял или обнаружил нечто, что может оказаться крайне важным. Увеличивая ее лицо и изучая его снова, он не может перестать размышлять о том, чего же боится Анетте.
Глава 15
— От него смердит виной.
Бьярне Брогеланд не развивает эту мысль. Он смотрит на руководителя следственной группы Арильда Йерстада, сидящего на другом конце стола в комнате для совещаний и листающего распечатку протокола допроса. Он не делает ни одобрительных, ни недовольных жестов. Элла Сандланд сидит с короткой стороны стола. Она нагибается вперед, опираясь на столешницу. Руки ее сплетены.
Два других следователя, Фредрик Станг и Эмиль Хаген, тоже здесь, вместе с инспектором полиции Пиа Неклебю. Она несет формальную ответственность за ход следствия, хотя всегда делает это в тесном сотрудничестве с Йерстадом. Все смотрят на Йерстада и ждут, когда он что-нибудь скажет. Как обычно, пребывая в глубокой задумчивости, он перебирает бороду большим и указательным пальцами.
— У него проблемы с изложением своих мыслей, это очевидно, — произносит Йерстад низким ворчливым голосом. — Но все же… Йерстад откладывает бумаги в сторону. Он снимает очки, кладет их на стол и трет руками лицо, после чего переводит взгляд на Брогеланда.
— Тебе надо было продолжить допрос, когда он наконец сказал, что невиновен.
— Но…
— Я понимаю, почему ты остановился. Ты хотел дать ему возможность хорошенько поразмыслить. Но сейчас, читая протокол, я вижу, что он был готов говорить. Он бы рассказал нам много интересного, если бы ты дал ему немного времени.
— Ну, этого мы не знаем, — отвечает Брогеланд.
— Ты куда-то спешил?
— Спешил?
Брогеланд чувствует, что лицо его заливается краской. Йерстад не отводит от него глаз.
— В следующий раз дай ему немного больше времени.
Брогеланд съеживается на стуле. Он хочет вступить в дискуссию, но не желает делать этого в присутствии остальных, не желает рисковать быть униженным еще больше.
Йерстад смотрит вверх и вправо, словно ищет что-то на стене.
— На Мархони указывают совершенно неоспоримые улики. И в случае с ним легко заподозрить убийство на почве поруганной чести. Если любовница ему изменила, он мог убить ее, чтобы восстановить свою честь.
Сандланд покашливает.
— Очень немногое указывает на то, что это убийство для восстановления чести, — говорит она. Йерстад поворачивается.
— В некоторых странах факта измены достаточно для того, чтобы человека приговорили к смерти через побивание камнями. Например, в Судане в 2007-м…
— Мархони из Пакистана.
— Но и там людей забивают до смерти камнями. А что касается убийства на почве поруганной чести, то тут не хватает многих факторов, — продолжает Сандланд. Йерстад смотрит на нее, взглядом разрешая продолжать. Неклебю поправляет очки на переносице и придвигается ближе к столу. Темные волосы спадают на глаза, но не так низко, чтобы их убирать.