Расположившись с дивизионным полком недалеко от Ходынского поля, генерал, предвидя нелёгкий бой, основательно окопался, благо местность располагала. Занятый им накануне участок, имея приоритетные плюсы, выгодно отличался от большинства, помеченных на карте, позиций. Близкое соседство с Ходынским полем и примыкающим Аэропортом, предоставляло отличный обзор сопредельной территории.
Практически не затронутая бомбёжкой местность, идеально ровная, ну, не считая многочисленных воронок и обугленных останков древесной растительности, открывала широкий кругозор любому желающему, чуть ли не на километр.
Наблюдая за работой личного состава и выслушивая доклады офицеров, генерал Добров довольно потирал руки.
«Противнику и близко не подойти, и покров ночи им не помощник. Срежем, как куропаток в чистом поле, только успевай разбегаться».
И будучи неверующим человеком, Доброву, глядя через бинокль на город, точнее на то, что от него осталось, хотелось лишний раз перекреститься и благодарить Бога, за то, что ему таки, удалось доказать начальству, всю безрассудность продвижения его полка вглубь городских кварталов.
У него сердце ёкало представляя, во чтобы вылилась его оборона, пошли его начальство в тот ад, что сейчас стоял перед его глазами. Нагромождения каких-то карликовых скал, тем не менее непреступных. Шаткая и зыбкая почва под ногами. Постоянная угроза обвала, нависшая над головой. И главное практически никакого обзора. Откуда появится враг? С каких сторон нападёт? Какова его численность, в конце концов? Ничего же не будет ясно, до самого последнего момента, когда скорее всего уже будет поздно.
Именно поэтому, он чуть ли не с пеной у рта доказывал высшему командованию, всю безрассудность такого шага, и в конце, после долгих препирательств, отстоял таки свою точку зрения. И это стоило ему пару новых седых волос, расшатанных нервов, и возможности расстаться со званием, уйдя досрочно на пенсию, без почестей.
Он каждый раз за свою долгую службу, пока поднимался из младших лейтенантов до генерала, удивлялся, какие же порой встречаются тупые люди и носят при этом погоны, отягченные не самыми мелкими звёздами. Его удивляло и бесило, что именно такие люди, а их было немало, непостижимым образом проникали на высокопоставленные посты, и жёстко и беспринципно держались за кресло, сметая с дороги более достойных конкурентов, играя в беспощадную игру.
Ему и самому в последствии, ещё будучи майором, пришлось принять навязанные такими людьми, условия игры, когда стало понятно, что выше головы не прыгнешь ища справедливости и равенства. И многим, очень многим это не понравилось. Они чувствовали, что Добров не их поля ягода и потому всячески пытались нагадить.
Вот и в этот раз, в генеральном штабе, генералу Доброву повстречалась пара, высокого о себе мнения, человечков, не желавших слушать замечания, довольно справедливых надо сказать замечаний, какого-то там генералишки, вообразившим себя чуть ли не Суворовым — защитником солдат. Да они таких ежегодно по паре штук пережёвывали и выплёвывали без сожалений, якобы подчищая кадры, давая дорогу молодым.
«Да кто он такой? Приказы обсуждать, генерал? Да мы вас?» — грозились они, становясь от гнева похожими на помидор. И цвет лишь слегка подтверждал окончательное сходство…
Если бы не командующим фронтом, с коим Добров, нашёл общий язык, то не известно ещё чем бы вся его затея закончилась. А так генерал-лейтенант Овчаренко, обстоятельно выслушал, покивал головой, и дал добро.
«Есть ещё богатыри на земле Русской», — подумал ещё тогда Добров, восхищаясь мужеством, решительностью и живым умом, генерала Овчаренко. Тот сразу, как говорят, въехал в ситуацию, да ещё и поспособствовал, чем мог.
И после того знаменательного разговора, Добров, помимо всего прочего, стал сейчас ещё и обладателем, в отличие от многих, двадцатью сорока-пяти миллиметровых пушек — «сорокапяток». Просил ещё броне машины прикрытия со скорострельной турелью и по возможности просил танк, два-три не больше, но получил отказ, в силу нецелесообразности. В случае наступления, машины пришлось бы бросить, да и транспортировка их на позицию, была весьма проблематична.
Что ж, делать нечего, пришлось соглашаться на то, что дают.
Выделенные орудия, генерал Добров, расположил по флангам, позади оборонительной линии, на естественных или наспех насыпанных возвышениях. В его условиях ведения войны, пушки, представляли наилучший вариант, в отличие от миномётов. Вместо того, чтобы перепахивать местность минами, не зная точного расположения врага, генерал Добров, имел возможность вести прицельный огонь, посылая снаряды по наводке, в самую гущу противника. А в случае необходимости, мог приближать сектор, чуть ли не вплотную к оборонительным позициям. Реактивный же миномёт, несмотря на довольно точную наводку, всё же уступал артиллерии, и не мог похвастаться предсказуемостью поведения снаряда. А потому, хоть и был у генерала в подчинении батальон миномётчиков, основной упор, в предстоящем сражении, он всё же ставил на фугасный снаряд, посланный точно в цель.
Наконец, план операции утверждён. Приготовления закончены. Оборона выстроена по всем правилам ведения войны: противопехотные заграждения, две линии обороны, минирование подступов и оборудование пары десятков блиндажей со скорострельными пулемётами. И генерал успокоился расслабившись, будучи убеждённый, что его отсюда, уж точно, хрен два выцарапаешь.
И напрасно… Зря он расслабился, понадеявшись на свою силу. Казалось бы, что всё верно он просчитал, пред началом сражения. Всё взвесил и разложил по полочкам. Вот только…
Всё, да не всё.
Генерал только в одном просчитался, тем самым свершив роковую ошибку. Он верно рассчитал, что атаку в лоб, он сдержит как не фиг делать и это было так. Его действительно не выцарапаешь с занятой позиции, но он также, слепо считал, что тылы его абсолютно безопасны, и что за его спиной, лежит территория абсолютно безлюдная и пустынная. И вот как раз здесь-то он и просчитался…
Неизвестно каким образом «мимы» сообщались с «Троянами». Но факт остаётся фактом, даже если он ещё не доказан, «Трояны» добросовестно выполняли свою работу. Разведка «мимов», была на высоте, без всяких этих выкрутасов и геройств, а тихо, мирно и незаметно, доставляла информацию по назначению. И зря люди, до сих пор считали «мимов», хоть и организованных, недочеловеками, не способными к банальному стратегическому планированию. Этому же надо очень долго учиться! — восклицали они, считая себя самыми умными. И каждый раз пытались преподнести «мимам» очередной сюрприз.
Но они ошибались, «мимы» прекрасно ориентировались в сложившейся обстановке. Они прекрасно были осведомлены обо всех передвижениях противника, то есть людей, а ещё точнее военных. Они обладали обширнейшей информацией, предупреждён значит вооружён, и доподлинно знали: каково примерное количество сил противника, какие соединения участвуют в операции, какие рода войск, когда и где обосновался противник и в каком количестве, и наконец, каковы его примерные дальнейшие действия. А информация в бою — это одна из основополагающих победы Нет информации, и масштабный бой выиграть практически невозможно, его можно выиграть лишь благодаря большим потерям, целиком и полностью положившись на личное мужество и стойкость личного состава, но никак не стратегически.
И вот основываясь на полученных данных, «управители» вынашивали свои собственные планы, тщательно просеивая шансы на удачный исход предстоящих операций возмездия. И случай распорядился так, что генерал Добров попал под разработку «управителей». Чем он именно, вызвал их интерес, доподлинно неизвестно, но то что «мимы» приготовили свой собственный сюрприз, в этом, позднее генерал убедился лично.
Ещё до начала вторичного наступления людей, «мимы» разработали дерзкий план по глубокому проникновению в тыл противника, но затем поступила информация о дивизионном полке Доброва, ушедшего в глубокую оборону. И «мимы» приняли решение.
Вместо того, чтобы совершать краткосрочные диверсионные вылазки, было вынесено решение, сразу пробовать прорывать фронт большими силами, и после уходить глубоко в тыл. И пока генерал Добров обосновывался на Ходынском поле, у него под ногами, в прямом смысле, готовилась диверсия.