И к облегчению военных «перст Дьявола» так и не добрался до небес…
В заключение же, когда небеса успокоились и ураганные течения атмосферного воздуха перестали танцевать в буйном хороводе, в небо поднялось шесть звеньев истребителей, распыляя аэрозоль и абсорбенты.
А уже ближе к ночи, над Москвой, разразился шторм, коего люди ещё не знали: с нескончаемыми потоками воды, ураганным ветром и многокилометровыми молниями, ежесекундно терзающие небеса…
Так окончил своё существование город-столица и никто из людей, наблюдавший за гибелью Москвы, не остался безучастно-равнодушным к его судьбе. Хоть многие из жителей России и недолюбливали Москву, завидовали ей или откровенно ненавидели, за её высокомерие и надменность, и за то что фактически посмела объявить себя городом-государством в государстве, практически отъединившись от остальной России, они откровенно плакали, а то и просто рыдали, сквозь слёзы наблюдая за гибелью.
Сегодня, они теряли не город, который, любили или не любили, или попросту ненавидели. Нет. Они теряли в эти секунды, нечто большее, нечто безгранично большее, чем просто столицу своей страны.
Они теряли — символ!..
Символ, олицетворяющий в себе этакий камень преткновения всей духовной (хотя духовности в Москве, осталось пшик), культурной и политической жизни, огромнейшей страны. Ведь именно с Москвы, начиналась история Российского государства и для народа, защищавшего её своей кровью из века в век, этот символ впоследствии перерос в нечто божественное, одухотворённое и великое. И в их умах поселилась некая уверенность в том, что потеряв Москву потеряешь и Русь Великую. Потому всегда и дрались за неё, не щадя своего живота и детям своим нарекали хранить Москву, как зеницу ока и уберегать от любого захвата супостатов иноземных.
Не посрамим Москву, не посрамим и Русь Великую! — гласил их лозунг.
Но так уж вышло и страна таки потеряла символ свой. Его пришлось убить самим, дабы сохранить саму страну. И как этот удар судьбы можно было расценить со стороны, неизвестно. То ли за грехи народа, пала Москва, а то ли это был очередной крест невзгод, взваливаемый на Русь из поколения в поколение. Но жизнь продолжалась, и значит нужно жить несмотря ни на что, ибо дана нам она от Бога…
Полгода спустя
Отгремели взрывы, закончилась война и русский народ, вместе с остальным миром, смог наконец-то облегчённо выдохнуть. Время оружия и бомб, осталось позади. Пора подводить итоги и искать ответы…
Силы оккупации заменили свежим пополнением, а солдат и офицеров, что на протяжении года охраняли границы Москвы, от внутреннего врага, направили в резервационные зоны, где им предстояло пройти годичный курс наблюдения. За это время учёные намеревались дать правительству утвердительный ответ в том, что среди людей не затесались «спящие мимы» и угроза нового вторжения более не предвидится.
Президент как и обещал, не бросил страну в трудный момент и продлив свой срок, с удвоенной силой принялся решать насущные проблемы. Особенно острыми оказались две проблемы — налаживание мостов с мировым сообществом и распределение бывших москвичей на постоянное место жительство.
Верховное командование, принимавшее участие в обороне Москвы, правительство наградило геройскими звёздами и уступило кое-кому, подле себя, тёпленькое место. Остальных разбросали по стране, подальше от себя, а кого наоборот оставили на прежнем месте, продолжать вести охранение к подступам бывшей столицы. Саму же столицу, как и водиться окончательно перевели в Петербург.
Генерал Овчаренко, так же получил звезду героя, но после, с подачи завистливых, шаркающих ножками, в подобострастном поклоне перед президентом, недругов, на генерала спустили всех собак лишив наград и отправив в отставку. Погрозив напоследок пальцем: «Будешь рыпаться, вообще посадим».
И генерал не рыпался. Проглотив обиду, он поселился в маленьком городке, на границе с бывшей Москвой, (кстати сказать выбрал он самый заброшенный район, коими изобиловала вся Московская область, после известных событий. Никто не желал жить рядом с радиацией), и каждый вечер, с тоской, обидой и смертельной усталостью в глазах, смотрел он, стоя у окна, на руины некогда величественного города. Потом зажигал ночник, когда на улице воцарялась непроглядная ночь, садился в кожаное кресло и сидел там так, почти что до утра, не нужный никому и всеми покинутый.
Многие… О, да! Очень многие отвернулись от него. Ещё вчера эти многие уважительно перед ним склоняли головы в приветствии, сегодня же они, даже не подавали ему руки. Лишь старые, закадычные друзья, не отвернулись от него, посещая иногда, вели беседу, сочувствовали и пытались помочь хотя бы ласковыми словами. Но их было так мало, что визиты их, были очень уж редки.
Да, вот такие вот дела. Вместо почестей и наград, генерала обвинили во всех смертных грехах и выбросили на обочину, попытавшись при этом ещё и растоптать. Но не вышло у них ничего. Он выполнял свой долг и защищал Россию и её народ, а потому твёрдо знал, что прав и никто. Слышите? Никто не мог его переубедить в том, что он убийца миллионов.
Но всё равно, несмотря на всю свою твёрдость, Овчаренко было обидно, до ужасти обидно за ту несправедливость, что учинили над ним, как с ним поступили. И в полудрёме сидя в кресле, порою он мечтал, что вот уснёт сейчас и больше уж никогда он не проснется. Но каждый день, он снова и снова встречал рассвет…
В субботу днём позвонил профессор Мирный, приятно порадовав генерала известием о своём скором прибытии. Профессор Мирный — ещё один, с недавних пор, закадычный друг, не бросивший генерала одного.
По словам самого Сергея Андреевича, после разгрома «мимов», он получил в своё безраздельное пользование лабораторию и теперь над чем-то там работал, но над тем, над чем именно он хотел бы поработать, у него, к его большому сожалению, не было в наличии. И теперь, каждый раз приходя в гости к генералу, пел он одну и ту же песню.
И Овчаренко с улыбкой вспоминал их громкие споры, на эту тему:
— Сегодня, этот старый трухлявый пень, снова запустит свою шарманку, — ворчал он, ставя чайник на плиту.
За последние дни он совсем сдал. Всё реже следил за своим гардеробом. Ходя по дому, он всё чаще надевал майку с синими «трениками» и накидывал поверху халат в разноцветную полоску и ничуть этому не стыдился, а раньше… О!.. А раньше, он бы не позволил себя так одеть даже в мыслях, не то что на виду у всех.
Спина генерала сгорбилась, шаг стал неуверенным и сейчас ходя по кухне, он мелко шаркал тапочками по выцветшему линолеуму, готовя приборы к предстоящему чаепитию.
Наконец в коридоре раздался звонок и Овчаренко шаркая растоптанными шлёпанцами, пошёл открывать дверь. На пороге, как и обещал, стоял с дружеской улыбкой Мирный Сергей Андреевич, держа в одной руке торт, а в другой белый пакет, с всякими вкусностями, как догадывался Овчаренко, судя по прошлому разу.
— Здорово. Проходи, — поприветствовав друга, пригласил он профессора внутрь. — Да не разувайся ты! Так проходи, — остановил он попытки Мирного, сменить уличную обувку.
— Ну вот ещё, — брыкнулся профессор, стягивая ботинки. — Кто потом мыть-то будет? Ты что ль, старая развалина? Смотри, за всеми не умоешь…
— Сам ты старая развалина, — парировал генерал. — А полы и так уж мыть пора. Грязи больше, грязи меньше… Ладно делай что хочешь, — махнул он рукой, удаляясь. — В комнату проходи, сегодня там будем сидеть, — через секунду бросил он через плечо, кряхтящему профессору и скрылся за занавесками, заменяющие дверь.
Переобувшись и скинув одежду, Мирный последовал за генералом в комнату, где распаковал свои подарки и умостившись на диване, принял предложенную чашку, дымящегося чая.
И время, потекло беспечно и неторопливо…
И разговоры полились рекой, чудно переплетаясь и размачиваясь чаем со сдобой и тортом…
Затем откушав чаю, два старичка-боровичка, закурили по сигаре, генерал в неизменном своём кожаном кресле, а профессор облокотившись о подлокотник дивана.