Фаина прислушалась к стуку на кухне и поняла, что пришла кухарка. Пару раз она заглядывала к Фаине, чтобы принести еду, забрать грязное бельё и выдать стопку простыней и пелёнок. На вид кухарке было лет сорок. Высокая, костистая, с острым подбородком и недоверчивыми глазами.
Ставя на столик поднос с тарелками, она остановила взгляд на ребёнке и хмыкнула:
— Нагуляла небось дитё-то?
— Почему нагуляла? — с трудом произнесла Фаина. Во время родов она так накусала губы, что до сих пор чувствовала во рту вкус крови. — Я вдова. Мужа на войне убили.
— Все вы нынче вдовы. — Кухарка говорила отрывисто, недобро. — Язык-то без костей, мели что хочешь.
Нахмурившись, Фаина сердито бросила:
— Побожиться, что ли?
— Да ладно, не серчай, — лицо кухарки чуть смягчилась, — это я так брякнула, ради разговору. Не каждый день хозяева побродяжек в дом пускают. Может, ты воровка какая? На тебе ведь не написано, честная или нет. Мне что? У меня красть нечего. — Она пожала плечами и, не дав Фаине опомниться, гордо удалилась, всем своим видом показывая, кто здесь главный.
Ни встречаться, ни разговаривать с кухаркой не хотелось, но раз уж судьба привела сюда, то придётся кухарке смириться с новым человеком, точнее с тремя людьми. Фаина взглянула на девочек и улыбнулась:
— Идите ко мне, мои ягодки, пошли осматривать хоромы.
Дверь комнаты для прислуги выходила в просторную кухню с плитой посредине. Кухарка, что рубила сечкой капусту, подняла голову:
— Хозяйка сказала, тебя в няньки взяли?
Фаина кивнула:
— Да.
— Ну, раз так, давай знакомиться. Зови меня Татьяна. — Она усмехнулась и добавила: — Ивановна. Я уважение люблю. — Татьяна Ивановна бросила сечку и кивнула головой в сторону окна. — Слыхала, что намедни солдатики Зимний дворец взяли и правительство турнули? Людишки болтают, наша теперь власть — народная. Делай что хошь!
— Это как? — Фаина почувствовала, что сбита с толку.
— Пока не знаю, — Татьяна Ивановна пристукнула кулаком о ладонь, — но думаю, что жизнь теперь настанет распрекрасная!
Поскольку из кухни был черный ход на улицу, то у Фаины не возникало нужды ходить на господскую половину квартиры, и хозяйку Ольгу Петровну она увидела лишь на второй неделе своей жизни на новом месте. Крупная женщина в стёганом мужском шлафроке с атласными отворотами вошла в кухню, когда Фаина следила, как в большой кастрюле вывариваются пелёнки и подгузники.
У барыни были пепельные волосы, небрежно свёрнутые валиком на затылке, широко расставленные серые глаза и аккуратный носик сапожком. Фаина отметила тусклый взгляд хозяйки и её шаркающую старушечью походку.
— Здравствуйте, — робко сказала Фаина. В руках она держала по ребёнку и не знала, то ли подойти к Ольге Петровне показать Капитолину, то ли, наоборот, быстрее скрыться с глаз в своей комнате, благо она в двух шагах.
— Здравствуй, — голос хозяйки поражал равнодушием. — Кажется, тебя зовут Фаина?
— Да, — Фаина улыбнулась и после неловкой паузы добавила: — у вашей Капитолины хороший аппетит. Слава Богу, у меня много молока.
— Неужели? — Ольга Петровна взяла со стола сахарницу и поставила её на поднос.
Немного поколебавшись, Фаина сделала шаг вперёд:
— Посмотрите, как у неё округлились щёчки.
— Вот и славно.
Мельком взглянув на дочку, Ольга Петровна взяла в руки поднос и медленно пошла к себе в комнаты, сразу утонув в темноте коридора.
Прекрасная жизнь, которую вскорости ожидала кухарка Татьяна, явно запаздывала. Зима тысяча девятьсот восемнадцатого года надвигалась холодная и голодная.
Василий Пантелеевич подумал, что городская власть сейчас напоминает сорвавшегося цепного пса, который в предчувствии расправы лютует от страха. В департаменте царила полная неразбериха. Директор бросил пост и уехал за границу, по кабинетам шмыгали юноши в кожанках, с пистолетами в деревянной кобуре и прокуренные солдаты со споротыми погонами. В секретариате печи растапливали документами. О выплате жалованья речь не шла, да и чем платить, если деньги буквально на глазах из платёжного средства превратились в разноцветные кусочки бумаги, годные разве что для оклейки стен.
Царь под арестом, Временное правительство в казематах Петропавловской крепости, а в Смольном институте заседает неведомый Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов под председательством мелкого провинциального адвокатишки без практики, с кличкой Ленин вместо фамилии.