Когда мы вернулись в комнату, мама по телефону разговаривала с Петром Тихоновичем: он сам находился в больнице, а ей не разрешил выходить на работу, велел, чтобы она отогревалась и отлёживалась. Она бы всё равно пошла, но дядя Федя за ней следил и не пускал.
— Ну тебя, ещё потеряешься, — говорил он ей и не давал одеваться.
Она и смеялась, и сердилась, жаловалась Петру Тихоновичу, но тот дядю Федю одобрял.
Выходить она не выходила, зато часто звонила в больницу: как чувствует себя ямщик. Его привезли сюда вчера вместе с нами. Я не всё понимал, о чём она спрашивала Петра Тихоновича, но одно разобрал: ямщик пришёл в сознание, больше не бредит, а лежать ему придётся долго — раны тяжёлые. Но пусть она не беспокоится — ямщика лечит он сам.
Только мама повесила трубку, не успела отойти, снова раздался звонок, громкий и долгий. Телефонистка сказала, что товарища Маковского вызывает Якутск, пусть он подойдёт, если дома.
Дядя Федя минут пятнадцать разговаривал с Якутском. Слышимость была плохая, и ему приходилось громко кричать, зажимая рукой другое ухо, одно и то же несколько раз переспрашивать и самому одно и то же повторять. Когда он поговорил, стукнул кулаком по столу.
— Вот глупость!.. — сказал он маме. — Вызывают немедленно в Якутск, в геологоуправление, чтобы я им лично объяснил, почему решил увеличить район обследования… Всё этот бестолковый Сергей!.. Его работа! И обязательно надо завтра с утра там быть, потому что начальник управления улетает в Москву.
— Ты с ним самим разговаривал? — спросила мама.
— Нет, с заместителем. Если бы с ним самим, может быть, отговорился бы от поездки. А так — я ещё успеваю сегодня, на последний самолёт.
— А что, Федя, у тебя могут быть неприятности? — спросила мама, немного подумав.
— Не знаю… Ведь решение совершенно правильное, на пользу дела. Думаю, что я сумею доказать это. И вообще поговорить там по душам…
И снова стал крутить ручку — звонить в аэропорт, чтобы ему оставили билет.
Мама спросила у него про неприятности, потому что не знает… А я же слышал всё, и дядя Федя мне объяснял, когда я был там, у него в экспедиции. И времени они нисколько не потеряют, и прямой дорогой выйдут на озеро… Оно называется… Ытык-Кюёль — вот как!
Дядя Федя не хотел, чтобы мама ехала его провожать: она же устала. Но она захотела поехать, и мы все втроём его провожали: мама, Кристеп и я. За нами из гаража пришла машина, та самая, на которой мы ездили в Хара-Сайялык и «Хотугу сулус». Только шофёр был другой, незнакомый, а тот, наверно, отдыхал с дороги.
Большой зеленоватый самолёт уже прилетел из Якутска: он стоял на поле, напротив вокзального домика. Самолёт ждал пассажиров, и ещё лётчики отдыхали перед обратной дорогой: сидели в буфете и пили чай с бутербродами.
К самолёту нас никто не пустил бы, прощались мы в зале ожидания, откуда выходят на посадку.
— Дядя Федя, а мы пойдём на охоту на зайцев? — спросил я. — Вы обещали, помните?
— Помню. Конечно, пойдём, — ответил он. — Вот я послезавтра вернусь, и в следующее воскресенье прямо с утра отправимся. Готовь, Кристеп, свою «тозовку». Я тут знаю хорошие места: там очень много всегда бывает зайцев. Мама приготовит отличное жаркое.
На прощание он её поцеловал.
— Смотри, пожалуйста, больше не пропадай, — сказал он ей. — Ты следи за ней, Женя, в оба глаза. Остаёшься в доме за главного мужчину.
Он и меня поцеловал, а Кристепу пожал руку.
В окно было видно, как дядя Федя с небольшим чемоданчиком в руках поднялся по крутой лесенке в самолёт и обернулся: махнул нам шапкой. Хоть и не мог оттуда разглядеть нас, но знал, что мы следим за ним.
Лесенку откатили — она на колёсах, дверь плотно захлопнулась изнутри, и стали вращаться два больших винта, завихрился снег. Настоящая вьюга поднялась возле самолёта.
— А он… не упадёт? — спросил я у мамы.
— Что ты, что ты! — замахала она руками. — Как он может упасть? Лётчики здесь опытные, и механики опытные.
Самолёт побежал по полю, оторвался от земли и скрылся в облаках. А мы вернулись домой.
Мама принялась готовить обед.
У неё оставался ещё большой кусок медвежатины. Он был тёмно-красный; если не присмотреться, то просто чёрным мог показаться; и замёрзший, твёрдый как камень. Но в комнате, в кастрюле на плите, быстро оттаял. Мама привернула к столу мясорубку: она хотела пожарить котлеты.
Так ему и надо, этому медведю! Не шатался бы по тайге, а спал бы в берлоге, и ничего бы с ним не случилось: весной спокойно бы проснулся и гулял…
Кристеп и я договаривались с Олей и Костей встретиться в четыре часа: пойти походить на лыжах, пока можно. А времени до четырёх оставалось много.
— Мама, — сказал я, — ты слыхала: дядя Федя говорил, что там, куда мы пойдём, много зайцев?
— Ну, слыхала…
— Вот и получится: зайцы будут бегать у нас под носом, а патронов не хватит. Что мы тогда будем делать?.. Мы с Кристепом набьём побольше. А?
— Ещё только этого не хватало! — закричала она и перестала вертеть мясорубку. — Только этого у нас не было! Комнату взорвёте, и все мы взорвёмся. Ты этого хочешь?
— Ну да, взорваться я хочу!.. Вот ничего не знаешь, а говоришь. Мы сколько раз набивали с Кристепом для Спиридона Иннокентьевича, когда он собирался в тайгу на промысел. Он говорил, что мы научились набивать не хуже, чем он сам! Он в тайге вспоминает нас добрым словом. А «тозовку» — «тозовку» он подарил Кристепу!.. Значит, можно? Значит, доверяет? А ты… «взорвёмся»!
Она молчала, слушала, но смотрела на меня всё же недоверчиво, головой покачивала.
— Причёска у тебя как у мальчишки, а боишься, как девчонка, — сказал я.
— Порох… Порох вам в руки? — сказала она.
— Однако, патроны умеем набивать, — сказал Кристеп; это я незаметно его подтолкнул.
Наверно, его слова своё дело сделали. Мама очень неохотно, но всё же вытерла мокрые руки о фартук, отперла в шкафу нижний ящик и достала оттуда кожаные мешочки с порохом и дробью и коробку, где хранились пустые гильзы.
— Ну смотрите… — сказала она.
— Вот так лучше, — сказал я и скорей забрал у неё мешочек. — Кто остался за главного?
Мы устроились на полу, на медвежьей шкуре возле тахты, и набивали патроны один за другим… Послезавтра или через два дня дядя Федя вернётся, и в воскресенье с утра, ещё затемно, мы пойдём на зайцев. Мама тоже встанет в это время — она приготовит завтрак и крикнет с порога вслед:
«Доброй охоты!»
А пойти однажды на охоту — и всё будет, как Спиридон Иннокентьевич объяснял нам тогда с Кристепом про настоящего мужчину и настоящего охотника.
Вот я уже и всё рассказал, как было в самом начале, когда мы с мамой приехали в Ыйылы, на Север… А теперь у нас ещё очень много дней впереди.
Белянинов А. С.
Б44. Много дней впереди: Повесть / Рис. Г. Акулова. — Переизд. — М.: Дет. лит., 1988. — 174 с: ил. — Литературно-художественное издание. Для младшего школьного возраста.
Тираж 100 000 экз. Цена 60 коп. ISBN 5-08-001107-6
Повествование ведётся от лица главного героя — мальчика-третьеклассника, приехавшего из Москвы в далёкий якутский посёлок. В школе мальчик находит новых друзей, отношения с которыми складываются очень непросто. Якутские ребята помогают герою понять и полюбить Север.
ББК 84Р7. ИБ № 10152
Ответственный редактор Н. Е. Дубань. Художественный редактор Н. З. Левинская. Технический редактор В. К. Егорова. Корректоры И. В. Козлова, Ю. Н. Феликсова.
О найденных в тексте ошибках сообщать почтой: vgershov@pochta.ru
Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/
