— А ну-ка, обшарьте тальники. Не мог же Малинин исчезнуть бесследно.
Те бросились в кустарник. Вскоре послышались их победные крики:
— Нашли! Нашли-и!
Костя поспешил к ребятам и увидел, что они тащат Малинина — кто за ноги, кто за руки. Малинин со сна еще ничего не понимал и даже не отбивался.
— Ты почему самовольно бросил трактор? — грозно спросил Костя.
Малинин понуро молчал.
Когда Митюхин увидел Костю с Малининым, он был так поражен, что снял руки с баранки и заглушил трактор.
— Малинин — на трактор! Митюхин — к силосорезке! — не повышая голоса, распорядился Костя. — А бригадир почему ушами хлопает? — с упреком поглядел он на смущенного широколицего румяного девятиклассника.
Мальчишки переглянулись. Им очень нравилось, когда старший пионервожатый становился похожим на настоящего армейского командира.
К школе Костя подошел почти совсем успокоенный.
На крыльце стояла Елизавета Петровна. Она увидела Костю и поджидала его. В руках она держала разноцветную стопку тетрадей. Светлое расстегнутое пальто развевал ветер, открывая узкую короткую черную юбку и, может быть, чрезмерно полные, но стройные ноги. Ветер шевелил завитки волос, выбившиеся на висках из тугой косы, обвивающей голову. Лицо горело густым румянцем. А глаза и губы ласково улыбались.
Костя поднялся на ступени крыльца и неожиданно для себя сказал:
— Я сидел на бревне у реки. С кем ты была там сейчас, Лиза?
Щеки ее стали еще пунцовей. Губы задрожали от смеха.
— Костя! Что за допрос? — Она не рассердилась, но смутилась.
Легко сойдя с крыльца, слегка закинув голову, она пошла медленно и величаво. А Костя смотрел ей вслед до тех пор, пока к нему не подбежали первоклассники.
— Костя, Костя! — кричали они наперебой. — Возьми нас в поход!
— Не Костя, а Константин Павлович! — сердито оборвал их вожатый. — Сколько раз говорить вам! — И он ушел в школу, громко хлопнув дверью.
А ребята изумленно переглянулись. Никогда они не видали старшего пионервожатого таким рассерженным.
В вестибюле встретился Илья Ильич. Он шел торопливо и, казалось, раздумывал о чем-то важном, чем-то был озабочен.
— Костя, — сказал он, — что за новшество ты проповедуешь? Директор из Семиреченской восьмилетки жаловался. Говорит, ты их вожатым головы крутишь.
Илья Ильич снизу вверх с любопытством посмотрел на рослого юношу.
— Я же не настаиваю, — пожал плечами Костя, — я только свою точку зрения высказал. Так, мол, я бы поступил, если бы был вожатым восьмилетней школы…
— Отменил бы учком? — с еще большим любопытством спросил Илья Ильич, и брови его высоко поднялись.
— Отменил бы, — убежденно сказал Костя. — Я уверен, что в восьмилетней школе учком не нужен. Все должна делать пионерская дружина. Есть совет дружины — зачем же учком? Есть председатели советов в отрядах — зачем же старосты?
— А соревнования между классами? А дежурства и другие хозяйственные дела? — спросил Илья Ильич.
— Ими тоже совет дружины заниматься должен. Вы поймите, Илья Ильич, много лет назад во всем этом был смысл — пионеров тогда по пальцам считать можно было, а теперь все пионеры…
— М-м-м… — неопределенно отозвался Илья Ильич и задумался. — А знаешь, Костя, это любопытная мысль. Я посоветую директору восьмилетки попробовать упразднить учком…
— Он побоится, — усмехнулся Костя.
Илья Ильич еще выше вскинул брови. Но разве можно директору и пионервожатому так долго разговаривать в вестибюле школы? За спиной того и другого уже стояли ученики с вопросами наготове.
— Ну, что тебе? — недовольно спросил Илья Ильич вздыхающего за его спиной девятиклассника.
А Костя в окружении ребят направился в пионерскую комнату.
Ребята быстро разошлись, и он остался один. Видимо, они почувствовали, что Косте почему-то не до них. Он закрыл дверь на ключ, сел в угол и, привалившись к стене, задумался.
О своей любви Костя думал часто и много, Любовь эта наполняла его сердце, она озаряла все, чем он жил. Он знал, что никогда не осмелится сказать Елизавете Петровне о своем чувстве. Знал и то, что она никогда его не, полюбит. И, несмотря на все это, он не пытался заглушить свою любовь. Его влекло ко всему, в чем была большая душевная красота. Такая душевная красота была и в его чувстве к Елизавете Петровне, чувстве чистом и светлом.
8
В субботний день после двух уроков (остальные Елизавета Петровна разрешила отменить) Костя ушел с пионерами в поход.