Выбрать главу

Я бы могла смотреть в его глаза всю ночь.

Самым неприятным во всем этом было то, что я не испытывала дискомфорта. Несмотря на свои опасения, я чувствовала себя подозрительно непринужденно в его компании.

– Итак, – Роан отодвинул тарелку в сторону. – Чикаго?

– Я выросла в пригороде Индианы. В Кармеле, штат Индианаполис, если быть точной. Окончила Северо-Западный университет в Эванстоне, Чикаго, и так оттуда и не уехала. А что насчет тебя? Родился и вырос в Нортумберленде?

– Ага. Ферма находится в паре миль отсюда. Ходил в школу, немного попутешествовал, но мой дом – побережье Нортумберленда.

Я улыбнулась, представив, как он странствовал по миру лишь для того, чтобы вернуться к местным красотам.

– Прекрасный дом.

Роан одобрительно улыбнулся:

– Значит, пока что тебе здесь нравится?

– Пока что да. Альнстер прекрасен, а ведь я еще даже не гуляла по пляжу.

– Здесь еще много всего можно посмотреть.

– Знаю. Я решила, что магазин будет открыт только четыре дня в неделю, и у меня останется время осмотреть достопримечательности.

– Хороший план. Знаешь, удивительно оказалось узнать, что ты арендовала магазин у Пенни. Последнее, что мы слышали, – это что она его продает.

Такие новости меня удивили и опечалили. Я еще не проработала и дня в качестве «владельца», а магазин уже принес мне покой и расслабление, которые были мне так нужны. Жить, окруженной книгами, в таком красивом месте…

– Я забронировала поездку в последний момент. Может быть, причина в этом.

Роан спросил, почему аренда книжного магазина соответствует моим представлениям об отдыхе, и я рассказала ему о своей любви к книгам и Шекспиру.

Его губы дрогнули, он посмотрел на меня таким теплым взглядом, словно считал меня очаровательной.

– Если честно, я никогда не был поклонником Шекспира.

Я сощурила глаза, поддразнивая его:

– Как ты можешь не быть поклонником Шекспира?

Роан пожал плечами.

– Зима тревоги нашей позади…[8]

В его глазах плясали искорки смеха.

– Иные родятся великими, иные достигают величия, а иным величие жалуется[9].

Его улыбка стала шире.

– Трус и до смерти часто умирает; но смерть лишь раз изведывает храбрый[10].

Его глаза потемнели.

– Вот это хорошая цитата. Мне нравится.

Довольная, я кивнула и продолжила:

– Если нас уколоть – разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать – разве мы не смеемся? Если нас отравить – разве мы не умираем? А если нас оскорбляют – разве мы не должны мстить?[11] – я наклонилась вперед, и взгляд Роана скользнул по моим губам. – Как ты можешь не быть поклонником Шекспира, когда его персонажи говорят такие эпичные вещи?

Он рассмеялся и наклонился ко мне:

– Ну, в твоих устах… А еще я впечатлен, что ты знаешь все это наизусть.

– Хочешь услышать правду?

– Да, разумеется, если это только не что-то плохое про Шедоу. Не хочу слышать о нем ничего плохого, даже если он нагадит на твои бархатцы.

Я запрокинула голову от смеха. Как парень может быть одновременно таким очаровательным и сексуальным? Не думала, что это возможно, пока не встретила фермера Робсона.

Глаза Роана сверкнули, губы изогнулись в улыбке.

– Так о чем ты говорила?

– Ах да. Что ж, я люблю Шекспира. Правда люблю. Но кучу стихов я выучила в колледже, чтобы впечатлить своего сексуального преподавателя по литературе, и они отложились в памяти.

– Меня впечатляет твоя решительность привлечь его внимание.

– Откуда ты знаешь, что преподаватель не женщина?

На его лице мелькнуло удивление и, если я не ошиблась, разочарование.

– Ты права. Мне не стоило делать поспешных выводов.

– Шучу, – я допила сидр и ухмыльнулась. – Это был мужчина.

Притворно нахмурившись, Роан встал.

– Возьму нам еще выпивки.

Когда он вернулся, в пабе было уже тихо, и к нам присоединились Милли и Декстер. Они обосновались за соседним столиком, и я развернула свое кресло таким образом, чтобы не сидеть к ним спиной, хоть это и вынудило меня оказаться ближе к Роану. Моя излишняя настороженность перешла на новый уровень. Когда его рука в первый раз дотронулась до моей, клянусь, у меня сердце чуть не выскочило из груди.

вернуться

9

Двенадцатая ночь, или что угодно, акт II, сцена 5; пер. М. Лозинского.