– Более опытный? С дипломом? – я встала на трясущихся ногах. Мало того, что я семь лет проработала здесь редактором, так еще и – Патрик был в курсе – работала внештатным редактором. Более опытный? – У меня есть диплом, и вы это знаете. – Хотя на работу меня принимали с дипломом в области английского языка, я поступила на редакторскую программу Школы Грэма в Чикагском университете и надрывалась в свободное от работы время, чтобы получить этот диплом. – К тому же парню двадцать пять лет. Я выполняю эту работу десять лет, а они хотят сделать этого едва окончившего колледж мальчишку моим начальником?
– Эви, потише, – одернул Патрик.
Я изо всех сил пыталась успокоиться.
– Это шутка?
Он покачал головой:
– Боюсь, что нет.
– А вы, – я разочарованно поджала губы, – вы хотя бы за меня боролись?
Патрик вздохнул:
– Конечно боролся. Я сказал им, что у тебя достаточно опыта, но они хотят кого-то, кто уже работает редактором.
– Я работаю редактором. Последние семь лет я редактировала работы, которые должны были редактировать вы. Но, полагаю, это неважно, потому что у меня нет одного дополнения, которое, очевидно, делает человека более квалифицированным, – у меня нет члена!
Мой босс побледнел.
– Эви.
Мне было все равно, что я выхожу из себя. В «Рил Филмс» было пять редакторов, и среди них – ни одной женщины. К тому же всего одна женщина-критик. И можно лишь догадываться, какого рода фильмы ей поручали рецензировать.
И в этот момент я поняла: с меня хватит.
– Я ухожу.
– Эви, – Патрик отодвинул стул, – я знаю, что ты расстроена, но не принимай поспешных решений.
– Поспешных? – я расхохоталась и повернулась, чтобы открыть дверь. – Я делала эту работу десять чертовых лет, и вот что я получаю в благодарность? Ну уж нет.
Я чувствовала на себе обжигающие взгляды коллег, но проигнорировала их, собрав все вещи в свою вместительную сумку.
– Эви, остановись, – Патрик подошел ко мне.
Я закрыла свою набитую вещами сумку и повернулась, чтобы посмотреть на него. Наши глаза оказались на одном уровне.
– Надеюсь, это печатное издание, застрявшее в пятидесятых годах девятнадцатого века, пойдет ко дну, Патрик. А что касается вас… Спасибо за десять никчемных лет.
На этой ноте я вылетела из офиса, ни с кем не встречаясь взглядом и сосредоточившись только на том, чтобы убраться оттуда к чертовой матери.
Когда лифт остановился на первом этаже, я едва стояла на трясущихся ногах. Упасть, распластавшись прямо на мраморном полу, стало бы подходящим финалом последних абсурдных двадцати четырех часов.
И все же каким-то образом мне удалось выбраться оттуда.
Я просто продолжала идти.
Шла и шла.
Голова вновь закружилась, когда я попыталась понять, что делать дальше со своей жизнью. Как так вышло, что я оказалась в этой точке без каких-либо перспектив в жизни?
Когда мое отчаяние достигло максимума, зазвонил телефон. Я достала его и увидела, что звонит отчим. Я любила Фила, но сейчас он оказался не вовремя. Однако, вспомнив, что он редко мне звонит, если знает (или думает), что я на работе, мне захотелось ответить.
– Эви, солнышко, я только что звонил тебе на работу, и мне сказали, что ты уволилась.
– Да.
– Почему ты мне не сообщила?
– Это было… что-то вроде спонтанного решения, – я посмотрела вокруг и поняла, что нахожусь в Миллениум-парке, рядом с павильоном Джея Притцкера. Мимо меня пробежала женщина в спортивной форме с кубиками пресса на животе, а какой-то парень облил свою рубашку латте и крепко выругался.
Я даже не помнила, как я сюда пришла.
Я сходила с ума.
– …Поэтому я подумал, что лучше уж сразу позвоню тебе, – закончил Фил.
Что?
– Извини, Фил, что ты сказал?
– Твоя мама, – терпеливо повторил он. – Я только что говорил с ней по телефону. В эту субботу я забираю ее из реабилитационного центра, и она хочет, чтобы я отвез ее повидаться с тобой.
Чувствуя, как у меня скручивает живот, я нетвердой походкой добрела до ближайшей лавочки и плюхнулась на нее.
Я люблю свою маму.
Но это было паршивой новостью – вдобавок к паршивому дню.
Я была не в состоянии пережить, что моя мама разочаруется во мне еще больше.
– Фил, я не могу сейчас об этом говорить. Мне нужно идти, – я завершила разговор, чувствуя себя виноватой, ведь Фил был классным. Однако я не могла сейчас думать о чувстве вины.
Все, чего мне сейчас хотелось, – сбежать от всего этого.
Я подумала о деньгах, лежащих на разных сберегательных счетах. О деньгах, полученных по страховке, которые достались мне, когда умер мой отец. Я потратила небольшую часть на оплату обучения, но с учетом накопленных процентов сумма на счетах оставалась внушительной. Деньги были отложены на покупку дома, на тот день, когда я наконец встречу своего Прекрасного, мать его, Принца и остепенюсь.