– Вы нарисовали нас, – с благоговейным ужасом прошептал он. Ему не нужно было придумывать историю о том, что предшествовало этой сцене. В одном из мужчин он узнал ее отца, а в другом Эйдена. Герцогиню, ее мать, можно было узнать по прямой и властной фигуре. Вокруг Синды была изображена ее семья.
– Я уже давно перестала рисовать себя, – несчастным голосом пробормотала она. – Потому что на рисунках всегда на небе появлялись темные тучи.
– Да, и здесь тоже. – Вернувшись за стол, Трев притворился спокойным, но даже он понимал, что рисунок предвещал их близкое и окончательное расставание. – Означает ли это, что, если я уеду, туча исчезнет?
– Вместе с вами? Какая прелесть! – Синда потыкала вилкой в яичницу. – Уберите рисунок, все это вздор.
– А на мой взгляд, он наводит на размышления, – с напускным спокойствием сказал Трев. – Если считать, что ваши рисунки во сне отражают прошлое, а наяву вы рисуете то, что произойдет в будущем, тогда как понимать этот рисунок? – Он сложил его и спрятал в карман. Это может оказаться его единственной драгоценностью, связанной с Синдой.
Она ненадолго задумалась.
– Наверное, мы ошибались, считая, что мои ночные рисунки изображают будущее, но яхта погибла, а я нарисовала ее целой и невредимой, так что, видимо, это было в прошлом. Видно, мой дар совершенно бесполезен.
– Напротив! – возразил Трев. – Я не верю, что вы изобразили бы Лоренса, если б он погиб. Вы подали мне надежду, когда у меня ее уже не осталось. Ваши рисунки заставляют меня продолжать его поиски. И если он действительно живет в той деревне, мы его найдем. Вы представляете, какое счастье вы подарите Мелинде и Черити, когда мы привезем его домой!
Она промолчала, угнетенно размышляя о своем последнем рисунке, предвещавшем печаль. Трев не признался ей, что понимает предсказание – он уходит на своем корабле в море, навеки покидая ее.
Трев с болью смотрел на ее поникшую голову, осыпая себя упреками. Вот что он наделал, эгоистично настаивая, чтобы она помогла определить ему, где находится его кузен!
– Не помню, я рассказывал вам о Ямайке? – спросил он, желая рассеять мрачную атмосферу. – Там живут мои родственники по матери. Это необыкновенный, сказочно прекрасный остров, поверьте мне на слово. А какие там цветы, какие экзотические птицы! В Англии вы такого никогда не увидите. Вам ведь нравится рисовать природу, правда? Уверен, он приведет вас в восторг!..
Синда потихоньку вытерла слезы и обернулась к нему. Трев никогда не видел более прекрасных глаз, чем глаза Синды, синих, как море в ясный солнечный день, и постарался навсегда запечатлеть их в памяти на всякий случай. Она смотрела на него так, как будто ожидала услышать от него что-то невероятно для себя важное. Когда она была рядом, казалось, старая рана в его душе затягивалась. Он хотел быть таким, каким она его видела.
– Расскажите мне о своей семье, – попросила Синда.
И Трев стал рассказывать, с изумлением осознавая, что очень стосковался по своей родне, которую не видел с тех пор, как обзавелся собственным кораблем.
– Мою матушку звали Алегра де ла Фуэнте. Родители ее отца были испанцами и владели сахарной плантацией, пока остров не захватили англичане. Бабушка по матери была дочерью англичанина и служанки из таверны, которая была островитянкой смешанной крови. Вот бабушка и унаследовала одну из английских плантаций и вышла замуж за французского моряка. – Трев помолчал, ожидая, что Синда презрительно фыркнет, но она жадно вслушивалась в его слова, словно он разворачивал перед ней захватывающую картину. Облегченно вздохнув, Трев продолжил рассказ: – Мой отец находился в научной экспедиции, когда встретился с матушкой. Множество растений, которые сейчас растут здесь в оранжерее, появились в результате его исследований. Сам остров и его общество невероятно пестрые и очень интересные. Дома там просторные и открытые, совершенно не похожие на здешние. И меня встречают без малейшего предубеждения в отношении происхождения моего отца.
– Должно быть, ваша матушка была необыкновенной женщиной. Жаль, что ее уже нет в живых, я бы с удовольствием с ней познакомилась, – сказала Синда. – Она гордилась бы вами, как и все ваши родственники. Когда я писала ваш портрет, я видела, что ваша наследственность дала вам силу, которой я не замечала в других мужчинах. Мне кажется, что тогда я почти влюбилась в вас.
Потрясенный ее признанием, Трев произнес первое, что пришло ему в голову:
– Вы полюбили меня потому, что я не англичанин?
Она озорно усмехнулась, что ему так в ней нравилось, и в глазах ее снова зажглись живые искорки.
– Или потому, что вы были изображением на холсте и не могли разбить мне сердце.
Трев со смехом отодвинул стул и обнял ее. Против такого искушения ни один мужчина не смог бы устоять.
Глава 25
На страстные поцелуи Тревельяна Синда отвечала ему со всей силой охватившего ее желания и любви. Любви! Наконец она познала это загадочное чувство. Она встретила своего единственного на земле мужчину!
Синда любила этого человека со всеми его недостатками, он сводил ее с ума. Да, с ним она могла провести всю свою жизнь, ловя каждое его слово, неотступно следуя за ним, воспринимая жизнь с его точки зрения, – только бы он оставил ее рядом с собой.
Но Синда знала, что он этого не сделает, не может сделать. В конце концов, разве она сама не изобразила свое будущее? Она увидела на рисунке свое будущее, предсказывающее ей жестокую разлуку и разбитое сердце. Она сама должна его отпустить, чтобы он нашел то, что искал, – спокойную семейную жизнь, чего она не может ему предложить со своей предрасположенностью становиться причиной скандалов. Трев мог обрести спокойствие в Вест-Индии, где его не сможет настигнуть дед. Когда он рассказывал о доме, в котором вырос, она слышала в его голосе глубокую привязанность к нему. Да, там он может стать счастливым.
Пока они с Тревом завтракали, корабль встал на якорь. Теперь с палубы раздавались громкие голоса вернувшихся с берега матросов, и в любую минуту кто-нибудь из них мог войти в каюту. Но эти опасения не могли помешать Синде воспользоваться моментом и получить то наслаждение, которое он мог ей предложить. Она ценила любое мгновение, проведенное с Тревом, а будущее… Черте ним, с этим будущим!
Они так и не оделись. Трев был в панталонах и рубашке, чтобы не смущать ее, но на Синде была только ночная рубашка, и она ощущала, как его тело становилось все более напряженным и возбужденным по мере того, как длились их жаркие объятия. Обняв его за сильные плечи, она приподнялась на цыпочки и прильнула к нему всем телом, за что была вознаграждена его сладострастным стоном.
Трев целовал ее за ушком, вниз по нежному горлу, накрыв ладонью высокую девичью грудь. Он обращался с ней бережно и нежно, как будто она была драгоценной фарфоровой вазой, которую он боялся разбить… – опасался, что она испуганно отпрянет от него, обнаружив явные доказательства его желания. Но Синда так же страстно ласкала его, прижимая к себе и жадно отвечая на его поцелуи.
В дверь постучали, но на этот раз она еще сильнее, еще отчаяннее прижалась к Треву. Каждый приход постороннего мог означать, что она видит его в последний раз.
– Кэп! – взволнованно крикнул Калеб. – Кэп, кажется, мы его нашли! Мы знаем, куда ехать!
Трев задрожал и теснее привлек Синду к себе. Она зарылась лицом в его плечо, удерживая слезы. Он так хотел найти своего кузена! Она не хотела, не могла его удерживать, но как же трудно ей было отпустить его!
– Идите. Узнайте, что он обнаружил, – прошептала она, схватив одеяло и обернув его вокруг талии.
Темные глаза Трева были полны одновременно и радости, и печали, когда он взглянул на нее, перед тем как уйти. Синда не стала плакать. Еще неизвестно, что выяснили его люди и придется ли им сразу расстаться.
Может, у них еще будет возможность побыть наедине хоть немножко, и она не хотела выказать ему слабость, которую он презирал. Нет, она будет такой же сильной, как и он!