Костя объявил приговор. «За нападение на чужой двор и бандитизм приговариваетесь к расстрелу. Каждого будут расстреливать по десяти раз. Должны стоять смирно у стены. Кто сделает попытку к побегу, того будут дуть ремнями и палками».
Колька чувствовал какое-то смущение, не испытывал больше радости, что враги посрамлены и так жестоко наказаны.
Осужденных поставили носом к стене. Костя отсчитал десять шагов и провел черту на которой выстроились три лучших стрелка, каждый с мячом в руках, готовые по первому приказу выпалить.
Сережка вопил во все горло:
— Не буду больше, не буду… Он сам всегда лезет!
Костя дал приказ стрелкам приготовиться.
— Мальчики, мальчики, что это вы делаете, не нужно! — раздался вдруг сзади пронзительный голос.
Все невольно обернулись.
По двору бежала Катя Морозова. В руках у нее был котенок, один чулок спустился, волосы выбились, по щекам текли слезы.
— Пожалуйста, не нужно, простите моего Сережу.
Увидев Кольку, она бросилась прямо к нему с мольбой. Колька сконфуженно отвернулся. Девочка дергала его за рубашку и жалобно умоляла. Непреклонное сердце вождя гуронов дрогнуло. Он решительно шагнул вперед и сказал твердо:
— Не будем расстреливать. Пусть идут к черту.
Все в недоумении молчали. Костя сказал обиженно:
— Как же это так! Они приговорены. Ты не смеешь отменять приговор!
— А ты не смеешь на чужом дворе распоряжаться. Нашелся тоже. Второй класс свиней пас.
Костя окинул его презрительным взглядом.
— Дурак! Девчонок слушается. Жалко, что тебя в помойке не выкупали. Дураки мы были, тебя выручили. Айда, ребята! Мы больше с вами не дружимся!
Козихинские захватили свой флаг и удалились, кидая оскорбительные и насмешливые замечания.
Катя, Сережка и Варваринские пленные поспешили скрыться, даже не поблагодарив великодушного освободителя. Впрочем, Кольке было и не до благодарностей. Он был смущен и расстроен. Малыши молчали, но тоже, кажется, осуждали своего вождя. Колька побрел домой в тяжелой задумчивости.
У стола спиной к двери сидел кто-то незнакомый с бритым затылком в серо-зеленой солдатской шинели. Пока Колька разглядывал его, незнакомец обернулся:
— Не узнаешь?
Только по голосу понял Колька, что это отец. Коротко обстриженный, побритый, в новенькой шинели показался он таким новым, молодым и красивым. Мать выглянула из-за печки. Колька подошел к отцу и вдруг совсем неожиданно прижался крепко, крепко. А отец не рассердился, не засмеялся, а прижал к себе обеими руками крепко и неловко. Жесткое сукно щекотало лицо, нос больно прижался к пуговице, но было так хорошо, так радостно Кольке.
III
МАНИФЕСТАЦИЯ
Солнце светило в то утро по-особенному, по-праздничному, по-первомайски. Ребята еще с вечера знали, что повезут сегодня на автомобилях кататься с красным флагом и музыкой. Спать совсем невозможно было, поднялись ни свет, ни заря, торопили матерей чистые рубашки выдавать.
Колька нацепил на фуражку красную ленту, сапоги отец починил, дегтем смазал — блестят, как новые, ради такого дня обрядили в отцовский пиджак, великоват, конечно, немножко, но рукава мать подогнула, и вид важный.
Ходит Колька среди малышей степенно, ничем старается своего волнения и нетерпения не выдать, а малыши бегают за ворота, высматривают автомобиль, визжат, суетятся. Колька их даже останавливает:
— Чего замельтешились. не маленькие, кажется. Автомобиль еще на водокачке воду набирает.
Но, наконец, стало и ему невтерпеж, вышел на улицу.
У всех ворот ребята собрались, ждут и Варваринские и Козихинские. Костя Трунин, забыв все обиды и осложнения, подбежал взволнованный.
— За нами пулеметный автомобиль приедет, огромный! Я сам видел.
— Да ну, правда? — спрашивал Колька, чувствуя, что от восторга горло сжимает. — Пулеметный?
— И с пушкой кажется, — воодушевлялся Костя, — двенадцать флагов!
У Кольки глаза заблистали, о недавних недоразумениях, где тут помнить, и с Варваринскими-то всякую вражду забыли.
— Надо бы нам и свое знамя сделать, — вспомнил Костя.
Стали горячо обсуждать, откуда знамя достать, но в это время у Варваринских ворот произошла суматоха, и кто-то громко, на всю улицу, заревел. Ребята все туда хлынули, побежали и Колька с Костей.
Там случилась целая драма. Катина мама не хотела пускать Катю. Колька видел, как жалобно вздрагивали две косички с красными бантиками, уткнувшиеся в забор. Катя плакала криком.
Мама хотела тащить ее за руку, говорила строго: