ЕВА
Явила я себя умом окраденной,
Да и тебе разсудок помрачила, муж;
Вдвойне страшусь, твоей вины виновница.
АДАМ
Жена, не отдается ли в ушах твоих
Сей шум, как бы от Господа грядущего?
Как трепещу я перед казнью правою!
ЕВА
Шагов Господних слышу я звучание!
120 Страшась, увы, в содеянном отдать ответ,
С тобою скрыться я почту за лучшее.
АДАМ
Так; но какое ж место мой сокроет лик?
Вне Бога нам и места не отыщется,
Чтоб от Него ж сокрыться. Но бежим, жена!
БОГ
Адам, меж всех творений высочайшее,
Моей десницы труд и достояние,
Куда бежишь? Чем был ты, чем ты стал, увы!
АДАМ
Себя нагим я вижу, и стопы мои
Твоим глаголом к бегству понуждаемы,
И стыд меня объемлет, и одержит страх.
БОГ
130 Промолви, злополучный: кем склонен твой ум,
Кем ты научен видеть наготу свою,
Когда не приступил ты к заповедному?
АДАМ
Жену послушав, от Тебя мне данную,
Что в речи убеждения явила мощь,
Ко древу приступил я заповедному.
БОГ
Коль скоро оказался ты слабей жены
И нарушитель заповеди преданной,
Ты будешь терны и волчцы возделывать,
Себе в преизобильи умножая скорбь.
140 Повинны смерти оба; ты детей рождать
В мученьях будешь; ты же обрекаешься
Во многом поте хлеб вкушать и горести,
Пока, из праха создан, не отыдешь в прах.
СВ. СИМЕОН НОВЫЙ БОГОСЛОВ{18}
ГИМН 3
[Надписание в рукописях:
«Что есть монах, и в чем делание его, и на какую высоту созерцания взошел сей божественный Отец».]
Монах есть тот, кто, с миром не связуемый,
С одним лишь Богом вечно собеседуя,
И зрящ, и зрим, и любящ, и возлюбленный,
Во Свет неизреченный претворяется;
Во славе мнит — что стал скуднее скудного,
Усыновлен — отходит, как отверженный.
Помыслить дивно, невозможно вымолвить!
Среди щедрот безмерных пребываю нищ,
Богач убогий, и взываю сам с собой:
«Я жажду!» — вод смущенный изобилием;
«Где обрету?» — Того, Кто явлен явственно;
«Как удержу?» — что лишь внутри души моей
Дано, и в целом мире не отыщется.
Имеяй уши слышать, да услышит речь
И примет в сердце словеса немудрого!
ГИМН 6
Как и пламенем Ты плещешь,
и росишься тихой влагой,
как и жжешь, и прохлаждаешь,
как врачуешь тленность персти?
Как творишь людей богами,
как во тьме являешь светы,
как изводишь нас из ада,
как нетленность смертным даришь?
Как влечешь ко свету темных,
как пронзаешь мрак лучами,
как осияваешь сердце,
как меня пресуществляешь?
Как приходишь к человеку,
как его в сыны приемлешь,
как, возжегши жар любови,
без оружья ранишь душу?
Как внимаешь, как прощаешь,
как возмездья не ускоришь?
Как, вне мира обретаясь,
видишь, что вершится в мире?
Как с безмерных горних высей
зришь, что долу каждый деет?
Дай рабам Твоим терпенье,
да не емлет их пучина!
ИЗ ГИМНА 17
Коль желаешь, так послушай,
что творит любви горенье,
и сумей понять, насколько
всех вещей любовь превыше.[120]
— Как превыше? — Вот, послушай,
как взывает к нам Апостол:
«выше веденья языков
ангельских и человечьих,
выше крепкой, полной веры,
что горами в силах двигать,
выше полноты познанья,
разуменья таинств Божьих,
выше подвигов: раздашь ли
ты именье и владенье,
или плоть предашь на муку
Имени Христова ради, —
но любовь всего превыше».
Да, превыше, и настолько,
что едва любовь отымешь,
все заслуги, всё познанье
утеряют смысл и цену
и помочь душе безсильны.
Если ж грешник и любовью
беден, и заслугой скуден,
и познаньем, — о, скажи мне,
что творит он, как дерзнет он
самого себя Христовой
вере верным исповедать?
Потому и должно слушать
о любви уроках тайных.
Я сижу в моей келейке
целодневно, целонощно,
и со мной любовь незримо,
непостижно обитает:
вне вещей, вне всякой твари,
но во всем и в каждой вещи,
то как жар, как пламя в блеске,
то как облак светозарный,
под конец же слава солнца;
словно жаром, греет душу,
и в горенье сердце тает,
и пронзают дух порывы
умиленья о Предвечном.
Как бы пламенем охвачен,
возгорясь душою крепко,
я в себя воспринимаю
светоносную зарницу:
луч она лиет мне в душу
и творит мой ум прозрачным,
указав неприкровенно
созерцания высоты,
всё открывши, всё явивши.
Это всё есть цвет прекрасный
страха Божья в верном сердце.
Я же, видя свет лучистый,
исполняясь ликованья,
не тому отнюдь ликую,
что сподобился тех светов;
но сиянье радость в Боге
мне внушает выше меры,
ум и чувства захвативши
и всецело изгоняя
все земные помышленья.
Возлетает быстро ум мой,
пожелавши причаститься
силы явленного Света;
но ведь Цель его нетварна,
он же путь свершить не в силах
за пределы всякой твари,
улучив неуловимый
и нетварный Свет Господень.
Так! И всё же неустанно
он стремится к Цели той же:
он и воздух облетает,
и подъемлется на небо,
и пронизывает бездны,
и пределы мирозданья
ум своей проходит мыслью.
Тщетно! Всё, что он находит,
тварно; Цель, как встарь, далече.
Восскорбев и горько плача,
разгораясь в сердце крепко,
вне себя и в изступленьи
провожу я дни и ночи.
Но приходит, как желал я,
как бы в виде светоносном
облака, и, став недвижно
над главой моей, лучится
полнотою светолитья,
понуждая ум и сердце
к ликованью, к изступленью;
а потом опять уходит,
я покинут, я оставлен:
но, ценой трудов великих,
углубясь в себя, в себе же
обретаю Свет искомый.
В самом средоточьи сердца
вижу светоч, как бы солнца
негасимое сиянье;
этот светоч, разгораясь,
обращает в бегство бесов,
изгоняет вовсе робость
и внушает духу силу:
ум становится свободен
от земных напечатлений,
облачаясь одеяньем
умозрений запредельных.
Вещи зримые оставив
и к незримым прилепляясь,
я приемлю дар великий:
созерцать, любить Нетварность,
отрешиться целокупно от всего,
что возникает и тотчас же исчезает,
и умом соединяться
с Безначальным, Безконечным,
и Нетварным, и Незримым;
вот любви и суть, и сила.
вернуться
120