И прожил лев в лавре со старцем пять годов, будучи с ним всегда неразлучен.
Когда же отошел авва Герасим ко Господу и отцы погребли его, по устроению Божию, льва не было в обители. Но спустя немного времени пришел лев и принялся искать старца; а ученик старца и авва Савватий как увидели его, говорят ему:
— Иордане, старец-то наш оставил нас сиротами и отошел ко Господу; на вот, поешь!
Но лев есть не захотел, а непрестанно обращал глаза то в одну, то в другую сторону, ища видеть старца своего, громко вопиял и не мог снести разлучения. Видя сие, авва Савватий и прочие отцы гладили его по хребту и говорили ему:
— Отошел старец ко Господу, оставил нас!
Таковые слова их не могли утишить воплей его и стенаний, но чем более силились они уврачевать и ободрить его речами, тем громче рыкал и вопиял он, умножая надгробное свое рыдание и являя гласами своими, и обличием, и очами ту скорбь, которую ощущал он, не видя более своего старца. Тогда говорит ему авва Савватий:
— Ну, пойдем со мною, если уж не имеешь к нам веры; покажу тебе, где лежит старец наш.
И, взявши с собою льва, пошел с ним на могилу; а была она в полумиле от храма. И стал авва Савватий над могилой аввы Герасима, и говорит льву:
— Вот где старец наш!
И преклонил авва Савватий колена свои. Когда же увидел лев, как тот кладет поклоны, стал и сам с рыканием сильно ударять головою о землю и, вопия, испустил дух на могиле старца.
Было же сие не потому, чтобы имел лев душу словесную, но по воле Бога, пожелавшего прославить славящих Его не только при жизни их, но и после кончины и явить, в каком послушании пребывали звери у Адама, пока он не преступил заповеди Божией и не был изгнан из Рая сладости.
ГЛАВА 144
Спрошен был старец от некоего брата:
— Отчего я непрестанно осуждаю братьев моих?
Ответил старец:
— Оттого, что еще не познал ты самого себя. Кто себя знает, на дела братьев не смотрит.
ГЛАВА 153
Были в Константинополе два брата, миряне, весьма богобоязненные и много постившиеся. И вот один из них пришел в Раифо,[142] отрекся от мира и стал иноком. После пришел к нему брат его, оставшийся в миру, навестить брата своего инока. Живя у него, мирянин видит, что брат его инок вкушает пищу по девятому часу, и, соблазнившись о том, говорит ему:
— Брат, когда был ты в миру, ты не вкушал пищи до заката солнца.
Тогда говорит ему инок:
— Воистину, брат, когда я был в миру, я насыщался через уши мои; ведь пустая слава от человеков и похвала немало питали меня и облегчали труды подвижничества.
ГЛАВА 156
Двое любомудров пришли к старцу и просили его молвить им слово пользующее: старец же молчал. И снова любомудры приступили к нему:
— Ты ничего нам не ответишь, отче?
Тогда старец говорит им:
— Что люборечивы оба вы, вижу, а что любомудры не истинные, свидетельствую. Доколе вы будете искушаться в речах, так и не постигнув, что есть слово? Итак, вот вам дело любомудрия — непрестанно размышлять о смерти; и оградитесь молчанием и тихостию.
ГЛАВА 161
Город есть в Фиваиде, именуемый Лико. Неподалеку от него гора, отстоящая на шесть миль, и на горе той обитают иноки: кто в пещере, а кто в келейке.
Придя в место сие, мы явились к авве Исааку, родом фивянину; и вот что поведал нам старец:
— Тому уж пятьдесят два года, как творил я рукоделие мое, плел большую сетку от комаров. Случилось мне сплоховать, и я весьма досадовал, потому что не мог отыскать, в чем ошибка. Целый день раздумывал я об этом деле и не знал, что предпринять. И когда я так раздумывал се, входит через окно юноша и говорит мне:
— Ты ошибся, так дай мне, я исправлю.
Говорю ему:
— Уходи от места сего и не возвращайся более.
А он отвечает:
— Да ты в убыток себя введешь, коли худо сделаешь вещь-то.
— А вот уж это, — говорю ему, — не твоя печаль.
Паки молвит мне:
— Да жалко мне тебя, что все твои труды пропадут понапрасну.
Тогда я ему:
— Во зло пришел ты купно с принесшими тебя.
А он-то мне на это:
— Воистину, это ты привлек меня сюда, и ты мой.
— Что ты это, — говорю, — молвишь такое?
— Уже три воскресных дня, — говорит, — за тобою, что ты причащаешься Христовых Тайн, тая злобу на соседа твоего.
— Всё-то, — отвечаю, — лжешь ты мне!
А он:
— Не из-за толики ли чечевицы памятозлобствуешь на него? Я же есмь дух памятозлобия, и отныне ты мой.