Выбрать главу

– Значит, когда-то, давным-давно, убийца-охотник был лучше, чем сборщик растений?

– Охотника не следует отождествлять с убийцей. Я отнюдь не разделяю постулируемое некоторыми этологами представление о наших далеких предках как о человекообезьянах. Оно полностью лишено оснований. Нашим предкам-гоминидам добро и альтруизм были присущи ничуть не в меньшей степени, чем большинству людей в наше время.

– Но зло – это реальность, – возразила сестра. – Как бы вы ни называли зло – эгоцентризмом, злоумышленной агрессией, первородным грехом или как-нибудь еще. Хотим мы того или не хотим, но Эдема давно не существует.

– Но разве библейский Эдем – не амбивалентный символ? Мне кажется, что притча об Эдеме просто показывает нам, сколь опасны самоуверенность и умничанье. Они действительно таят в себе смертельную опасность. Но рассмотрим альтернативу древу познания. Захотел бы кто-нибудь сохранить целомудрие такой ценой? Только не я, Амери. Нам бы не хотелось отдавать назад тот кусок яблока, который откусили наши прародители. Даже агрессивные инстинкты и неуемная гордыня и те пошли нам на пользу, ибо помогли стать правителями Земли.

– Может быть, когда-нибудь они помогут людям стать… правителями Галактики?

Клод усмехнулся.

– Бог знает сколько мы спорили на эту тему, когда гии и полтроянцы присоединились к нашим раскопкам. Все сошлись на том, что, несмотря на наше высокомерие и напористость, мы, люди, обладаем таким невероятным потенциалом, что это само по себе предрешило Вторжение еще до того, как мы согласились пойти на него. С другой стороны, переполох, вызванный нашим метапсихическим вмешательством, заставляет задуматься, не распространили ли мы свой особый талант портить все на свете на космические просторы вместо того, чтобы ограничиться планетарными масштабами.

Анна-Мария и Клод съели по апельсину. После долгого молчания Маевский сказал:

– Знаете, а все-таки я рад, что летал на далекие звезды, что встретил Жен и работал с другими мыслящими существами доброй воли. Теперь все позади, но, поверьте, это были замечательные странствия.

– А как относилась к вашим странствиям Женевьева?

– Она была привязана к Земле сильнее, чем я, но путешествия в чужие миры ей нравились. Она только настояла на том, чтобы сохранить наш дом здесь, на северо-западном побережье Тихого океана, где мы выросли. Возможно, если бы у нас были дети, она ни за что не согласилась бы покинуть дом. Но у нее были серповидные эритроциты, а метод изменения генетического кода разработали уже после того, как Жен миновала оптимальный для деторождения возраст. Позднее, когда мы оба подверглись омоложению, наши родительские инстинкты были сильно атрофированы, к тому же мы были по горло заняты работой. Поэтому мы продолжали заниматься вместе любимым делом – экзопалеонтологией, и занимались ею девяносто четыре года…

– Клод, – сестра Роккаро протянула к нему руку. Легкий ветерок шевелил на ее голове короткие волнистые волосы. – Клод, вы выздоравливаете. Приходите в себя, как после тяжелой болезни.

– Я знал, что так произойдет. Так и должно было произойти после смерти Жен. Хуже всего было, пока она умирала. Знаете, мы говорили с ней об этом несколько месяцев назад, когда она еще была в силах и могла контролировать себя. Это помогло несколько уменьшить боль предстоящей утраты, примириться с мыслью о ее неизбежности и способствовало эмоциональному очищению. Но как бы то ни было, ей предстояло умереть, а мне не оставалось ничего другого, как наблюдать и ждать. На моих глазах человек, которого я любил больше собственной жизни, уходил все дальше и дальше, оставаясь в то же время со мной. Теперь Жен нет. Я снова начинаю функционировать. Но неотвязно мучает вопрос: что в этом мире держит меня? Что мне здесь делать?

– Я жажду обрести ответ на тот же вопрос, – задумчиво проговорила Анна-Мария.

Маевский вздрогнул и посмотрел на сестру так, словно никогда прежде не видел ее.

– Амери, дитя мое. Вы всю свою жизнь утешали тех, кто нуждался в утешении, ухаживали за умирающими, облегчали страдания тех, кто их оплакивал. И вы задаете себе подобный вопрос?