– Ты и понятия не имеешь ничего о нас, так что лучше замолчи, Нидмистейк, – слова Рената сильно задели Амоса – его ответ прозвучал на редкость грубо. – Как ошибался отец, когда сказал, что Вас здесь не будет… – и мальчик с отвращением взглянул на соседа.
Они прекратили разговор.
Где-то вдалеке, внизу, шло торжество. Фейерверки, дымовые облака всевозможных цветов расплылись над Перекрестной площадью Высшей школой первого этапа, удивляя своей непревзойденностью и магической способностью собираться в фигуры и образы животных. Но здесь, совсем близко, обрушилась ещё на детские сердца печаль ядовитого гнева в момент произнесенных слов. Думали ли те, кто снизу застыл в пластилиновых образах, что тут, вверху, пошатнулся мир веры двух разных маленьких людей? Нет. Там шло чествование, никак не вникающее в проблемы за рамками ограничений.
В группе курсантов-первоклашек было какое-то оживление: они не стояли смирно, как все остальные, забавлялись происходящим и восхищались красотой окружающих людей. Что их подвигло не только нарушать устав (который выдавался сразу же, при подаче документов на поступление), но ещё и искренне радоваться этому «скучному», по мнению Амоса, времяпровождению? Как оказалось, это было не что, а – кто. Небольшая, но привлекающая всё внимание, лучезарная, светловолосая, повзрослевшая Мишель О'Роуз только одним своим присутствием создала атмосферу беззаботного, радостного праздника. Она шутила, разговаривала с курсантами, обращала их внимание на самых, по её мнению, интересных и «забавных» учителей и преподавателей. Родители, стоящие с другого края площади, невольно улыбались и порой пошатывались от лёгкого смеха, смотря на то, с каким проникновением их дети слушают все, что говорят ведущие, а в особенности, Мишель. Когда, видимо, она начала рассказывать об истории создания школы своим будущим одноклассникам, стоящим поближе, её голова быстро поворачивалась то туда, то сюда, и в итоге остановилась на балконе, где стоял Амос. Проведя по их курсу взглядом, девочка, похоже, заметила его и с той же улыбкой (как и когда она предложила пойти ему по менее длинной дороге два с небольшим года назад) слегка наклонил голову в знак приветствия. И повернулась в обратную сторону.
– Быть не может, – не заметив того, что произнес это вслух, сказал Амос, вставая к краю балкона и слегка нагибаясь корпусом тела вниз.
– Мне тоже не верится, что ты решил сигануть вниз оттого, что мы поругались, – прокомментировал странные и не предписанные законом действия Ренат и указал кивком головы на пилящего их взглядом, обозленного Николаса Викторовича.
– А? – Амос повернул в его сторону голову. – Точно, – и теперь вспомнил, что за нарушение дисциплины на столь важном торжестве ему придётся отбывать наказание на исправительных занятиях, и поморщился.
– Всё же решил прыгать, хех, – усмехнулся Ренат. – Ну, это даже верно, если ты и передумал насчет нас, то за такие действия тебе точно влетит нынче, так что все верно.
– Смешно, – строго проронил Амос и встала назад.
– Ладно, как никак нам нужно дружить. Не забывай это. Посему предлагаю перемирие, – с робкой улыбкой сказал Ренат.
– Хах, хорошо, наш конфликт приостановлен, но не исчерпан, – Амос, натянуто улыбнулся в ответ и протянул руку Ренату, предварительно сняв темно-серую перчатку.
– Да, нам стоит ещё поговорить насчет того, но не сейчас, – подтвердил друг.
Мальчики после стояли на балконе всего пару минут. По окончании торжества они вскоре отправились к себе в корпус, забрав от соседнего столба задремавшего Рафа.
– Что было интересного? – спросил он, уже раздеваясь в своей части гардеробной.
– Да ничего особого: постояли, поговорили, слегка поспорили, помолчали, – отвечал Ренат из своей части.
– Из-за чего спорили?
– Это не так важно сейчас, – вступил в разговор Амос.
– Ну, ладно, – потупившись протянул Раф. – А что же тогда важно?
Они вышли в главный «зал» своей комнаты и сели на диван.
– Да это тоже неважно, – слегка смущённо прозвучали слова Амоса, сидевшего в белых лосинах с алмазными полосами по бокам и белой водолазке.
– Та-а-к, – Раф довольно прищурился. – Что же тебя так занимает, что ты не можешь об этом рассказать другу, – но вдруг он помрачнел. – Если ты еще не считаешь меня таковым, то…