Лазерное шоу завершилось так же внезапно, как и началось. Эмоции переполняли Настю, ее сердце готово было выпорхнуть из груди. Заметив, что в арке показался Иван, девушка набросила дубленку и бросилась ему навстречу.
Едва хлопнула входная дверь, Катерина Николаевна встала и осторожно выглянула в окно. Иван, подхватив Настю на руки, бережно кружил ее посередине двора. Старушка улыбнулась, мысленно пожелав им счастья. На комоде позади нее зазвонил телефон.
– Здравствуй, мама… – после длительного молчания подала голос Соболевская.
– Здравствуй, Наташа, – ища опору, схватилась за сердце мать.
Голос ее потерял твердость, дыхание стало прерывистым. Присев на диван, старушка безмолвно глотала слезы, пытаясь справиться с эмоциями. У ее ног жалобно запищал котенок. Катерина Николаевна посадила его рядом и погладила.
– Мама, Настя уже спит?
– Представь себе, нет. Целуется. Прямо под нашими окнами, как ты в молодости.
– Спасибо тебе, родная, – сквозь рыдания с трудом выдавила из себя Наталья.
– За что?
– За дочь.
– Не стоит благодарности. Она – моя внучка.
– Знай: я всегда любила ее.
– Зачем же сдала в детдом?
– Мама, это была вынужденная мера, исключительно на время съемок. Этот фильм перевернул всю мою жизнь. Когда я вернулась, мне сказали, что девочку уже забрали.
– Ты вернулась только через три года. Счастье, что жена главврача много лет брала у папы уроки рисования и случайно обмолвилась, кто мать девочки. Почему ты скрыла от нас факт ее рождения?
– Так получилось. Она не была желанным ребенком – папаша строил карьеру, а я вышла на пик формы и стала нарасхват. Да и возраст давал о себе знать. Это лишь в кино в сорок лет жизнь только начинается. В реальности все иначе.
– Ну, почему же? Я родила тебя в тридцать девять и была счастлива.
– Зато папе всегда было неловко за мою профессию.
– За твое поведение и твои интервью.
– Журналисты всегда врут! А вы с папой им верите! – сорвалась на крик Наталья.
– Папы пять лет как нет в живых. Я давно готова к встрече с ним, просто не на кого оставить Настюшку. Приезжай. Пора забыть детские обиды. Тебя помнят и ждут.
– Даже Настя? Давно она в курсе?
– Мир не без «добрых» людей.
– Как она комментирует происходящее?!
– А мы так и не успели ничего толком обсудить. У тебя есть шанс все исправить.
– Все эти годы вы ни разу не говорили обо мне?!
– Есть вещи, которые вправе объяснить только мать. Не надо бояться: у Насти необычайно доброе сердце. Ждем тебя. Я как раз испекла твои любимые шанежки.
Соболевская в волнении закашлялась. Катерина Николаевна растерла по морщинистым щекам слезы, положила трубку и, покачиваясь, побрела за валидолом. Котенок, играя, бежал следом.
Вадим с ненавистью наблюдал за лазерным шоу, колотя букетом по капоту. К концу представления от цветов остались одни стебли. Швырнув лохмотья под колеса, он забрался в салон и стал нервно барабанить по рулю. Бесславно перевернута еще одна страница книги его незадачливой жизни: пути к примирению искать бесполезно.
На выезде из городка тростинкой на ветру голосовала миловидная девушка. Поначалу управляющий лихо промчался мимо, но, чуть помедлив, дал задний ход. «До Мытищ не подвезете?» – стуча от холода зубами, уточнила бедолага. Вадим кивком указал на заднюю дверь. Бедняжка запрыгнула в салон, прижалась к спинке сидения и стала дуть на окоченевшие ладони, согревая их своим дыханием.
– Работаешь? – обернувшись, с намеком поинтересовался водитель.
– Учусь, – не уловив подтекста, уточнила красавица. – Ну и холодрыга! Обещала маме вернуться до ночи, а рейсы отменили. И телефон, как назло, разрядился…
Бизнесмен молча протянул ей смартфон. Объяснив матери ситуацию, попутчица вернула трубку и размотала шарф.
– Учишься-то где?