По непонятной команде, громом пронесшейся над полем, кони одержимых и сами стали одержимыми. Они вставали на дыбы, выставляя вперед копыта, подковы которых заканчивались загнутыми вверх огромными шипами, и старались поддеть ими противников. Шипы были такими отточенными, что кожаный доспех лучников они разрезали как ситец, а вместе с ним и самих лучников.
Кони бодались рогами, которыми, как все думали, были лишь украшены шлемы, покоящиеся на их головах, пронзая латника насквозь. Хуже всего стало, когда хаббадцы увидели, что эти кони еще и кусаются. На плоских зубах у них были стальные коронки в виде граненых клыков с отточенными лезвиями на гранях, которыми они и рвали подвернувшихся пехотинцев. Что же такое надо было сделать с конями, как их дрессировать, чтобы они оказались способными вот так вот рвать плоть зубами?
Кольчуги латников с трудом держали удар копытом, но было от того не многим легче. Ударом снизу вверх конь поддевал противника, и если тот цеплялся за шип кольчугой, подбрасывал в воздух, ловя уже на рога.
И все это при ни на миг не затихающем граде ударов сверху мечами, палицами, цепами.
Как бы ни была фаланга закалена в боях, дисциплинирована и подготовлена, но после подобного кошмара не смогла устоять и в панике ударилась в бегство, а одержимые преследовали их под кровожадные адские крики и дикое, совершенно не конское, ржание, продолжая избиение.
Был у него обморок или нет, он так и не разобрался, но когда круги перед глазами разошлись, то увидел, что брат его так же с трудом и дрожью в коленях поднимается с земли. Что бы то ни было, но никто не получил от этого преимущества. Пришли в себя они практически одновременно. Только ангел пустоты начал двигаться чуть побыстрее, что Руффус никак не мог отнести себе в плюс. Он как мог резко отклонился от чрезмерно приблизившейся сизой тени, уже протягивавшей сонные щупальца в его сторону.
Как выяснилось, сделал он это как нельзя более к месту, потому как Серроус, еще толком и не поднявшись, швырнул в его сторону еще один силовой удар. Видимо, решил, что прошло однажды, может и еще раз пройти. Или, просто хотел дать себе побольше времени на то, чтобы подняться и занять положение поудобней.
Со священным ужасом смотрел Руффус, а краем глаза обратил внимание, что и брат — тоже, как сгусток энергии пролетев через то место, где только что стоял он, врезался в ангела пустоты. Нет, врезался — не то слово. Скорее, прошел сквозь сизый туман, как в распахнутые ворота, исчезая в нем и не оказав сколь-нибудь заметного воздействия. Просто растворился в ангеле пустоты, даже не подернув рябью его очертаний. Исчез и все.
Брат уже стоял, готовый к новым выпадам, но Руффусу показалось, что лучшего момента для собственной атаки ему уже не представится, особенно если учесть постепенную активизацию ангела. Он рискнул использовать то, о чем только слышал, чего никогда еще не пробовал — полное превращение. Руффус превратил себя в огромного змея, очень похожего на того, которого рисуют вечным спутником бога Архея. Одновременно с этим он выбросил двух фантомов, так же немедленно направившихся в сторону противника.
Он сразу понял, что попал в точку. Серроус совершенно не ожидал такого, да что там Серроус, Руффус и сам до конца не верил, что ему удастся полное превращение, и потому замешкался на какую-то секунду, теряясь в догадках, как на это все реагировать. Затем он, повинуясь какому-то в подсознании засевшему стереотипу, стал наносить удары по надвигающимся на него чудищам сверху вниз.
Первым разлетелся под огненной стрелой прекрасный дракон, двигавшийся быстрее всех и уже почти нависший над Серроусом. Красивые крупные, словно маленькие звезды, искры самых разнообразных цветов, разлетавшиеся во всех направлениях, возвестили о первом промахе Серроуса.
Второй стрелой оказался пронзен гигантский вепрь, вроде того, что был изменчивым богом охоты Спрайтом, то покровительствовавшим охотникам, то их жертвам, а потому и появлявшимся то в человеческом обличье, то в виде ужасного вепря. Пронзенный фантом со свистом сдувался, выпуская из себя воздух и постепенно проваливаясь внутрь себя, говорил Серроусу, что тот снова промахнулся.
А третьего удара он так и не успел нанести, потому как змей уже обвивался вокруг его торса, шипя и играя раздвоенным языком. Видимо, роковыми стали именно те мгновения, которые Серроус потерял от неожиданности, потому что Руффусу и самому нелегко было справиться с новыми ощущениями. К тому же он постоянно ловил себя на желании оттолкнуться несуществующими ногами или руками, тогда как работать надо было позвоночником и, отсутствующим в обычном его состоянии, хвостом. То, что брат начнет расправляться с фантомами сверху вниз, он был практически уверен, хотя сказать почему именно, поостерегся бы. Просто уверен. Наверное, это сидит в самой природе человека, что опасность с воздуха кажется самой угрожающей, но откуда взялось это знание?