— Но Валерия-то, надеюсь, — рискнул он прервать молчание, хранившееся пока они поднимались к покоям молодого короля, — я могу теперь заполучить? Его подлая деятельность, направленная против интересов бертийской династии, не требует больших доказательств.
— Нет, — ответил Серроус, резко останавливаясь, — он мой, и никто, кроме меня, не сможет воздать ему по заслугам. — При этом Тиллию показалось, что со зрачков короля сорвались почти незаметные язычки пламени, а в самих глазах проступил такой первобытный мрак, что ноги советника подкосились, а руки зашарили по стене в поисках опоры. Голос, которым были произнесены эти слова не был ему знаком, но твердость его не оставляла сомнений в могуществе своего хозяина, позволяя только догадываться, что это будет за «воздаяние по заслугам».
Серроус же поразился выражению, застывшему на лицах советника и, особенно, стражника, оказавшегося невольным свидетелем короткого диалога. Ужас и священный трепет, других слов для описания этого выражения в голову не приходило. Он понимал, что слова произносились вовсе не им, но объяснять это остальным совершенно не хотелось.
Боги, как же легко он дал Селмению пробиться наружу, как ему дальше не позволять тому прорываться? Серроус не мог пока найти для себя ответа на эти вопросы, да и не хотел, потому как сил ни на что не осталось. Поэтому, поднявшись до своих покоев, он сообщил Тиллию:
— Не беспокоить меня. Я буду отдыхать, да смотри, не трогай пока Валерия, — и он порывисто закрыл за собой дверь, скрывая от Тиллия выражение своего лица, пораженного и подавленного тем, что Селмений вновь легко нашел себе дорогу наружу.
Сняв с себя корону, Серроус со смешанными чувствами посмотрел на этот древний венец, начавший, казалось, светится собственным светом. Не в силах что-либо еще делать или думать, он упал на кровать, чтобы забыться тяжелым сном на трое суток.
Глава 5
Руффус подъехал к Эргосскому перевалу уже затемно. Собственно говоря, перевалом это назвать можно было разве что условно, так как, по сути, здесь находился просторный и весьма слабо отличающийся от холмов до и после него въезд в Эргосскую долину. Перевалом его называли по старинной традиции, связанной с преданиями о том, как один великий маг древности разрубил Белвейнский хребет на два, проложив между ними дорогу для войск какого-то короля, имени которого никто уже не помнил, как впрочем, и имени мага. Некоторые фрагменты старинной дороги и впрямь появлялись время от времени, но связывать это на самом деле с нелепыми преданиями не очень-то хотелось. Как-то легче было объяснять их присутствие вполне естественными причинами, чем грезить немыслимым могуществом древних.
Сама же Эргосская долина была очень важным со стратегической точки зрения местом, так как через нее проходили все пути, связывавшие Хаббад с Мондарком. В свете последних событий, значение это лишь многократно усиливалось, хотя радоваться подобной весомости не приходилось. Тот факт, что скоро здесь должны были произойти события, которые оставят свой след в истории Хаббада, не вызывал сомнений, но не было понятно, как обернуть эти события в свою пользу. Что сделать, чтобы они не стали последними в многовековой истории бертийской династии, не говоря уже о том, чтобы улучшить свое положение.
Валерий и Селкор, правда, считают, что помощь Серроусу навряд ли понадобится, но это лишь предположения, да и то сопровождающиеся мрачными прогнозами и сплошной стеной недосказанного. Все эти ссылки на закрытые для непосвященного знания или на то, что всему, мол, свое время, никак не могли удовлетворить Руффуса. Хотелось бы все же понять, что за силы или возможности, способные внести решающий перелом в безнадежную ситуацию, в которой оказался Эргос, стали доступны Серроусу. Может, отшельник Странд снизойдет до того, чтобы объяснить что-либо, хотя с другой стороны, откуда ему знать, что сейчас происходит где-то на границе Хаббада с Мондарком.
На подъезде к перевалу Руффус начал срывать со своей одежды указанные Валерием детали и предметы, пытаясь перевоплотиться в хаббадского офицера, по-прежнему недоумевая, как чародею удавалось создавать образ с помощью столь скупых и невыразительных на первый взгляд средств. Его уверения, что развешивание аксессуаров на одежде — тоже разновидность магического искусства, казались по крайней мере сомнительными, но результат его действий выглядел вполне магическим. Во всяком случае, естественного объяснения Руффус ему не находил, несмотря на столь ясные внешне пояснения, полученные по ходу действий.