Главное, чтобы эти ощущения не оказались последними, без особого восторга подумал Руффус. По ходу всего ужина его все мучил один вопрос, но задать его все никак не удавалось.
— А какое место во всем этом занимают Валерий и Тиллий? — спросил наконец принц и почувствовал, несмотря на то, что прозвучало это как-то ни к селу ни к городу, облегчение.
— Валерий — мой бывший ученик, — сразу поняв, о чем, собственно, вопрос, ответил Странд. — Очень, кстати, талантливый, но ленивый. Он достаточно быстро стал великолепным чародеем, но почувствовав сложности в изучении других разделов магии, решил, что и чародеем быть неплохо, хотя я думаю, что он смог бы овладеть и магией силы. В общем, это я его попросил понаблюдать за происходящим в Эргосе, узнав, что там обосновался книжник Тиллий, перерывший все архивы и собрания магической литературы в Хаббаде, и явно что-то в них нашедший. Позднейшие события показали, что я, к сожалению, был прав. Этот недоучка нашел полное описание обряда овладения силой, сокрытой в вашей короне, и помог Серроусу пройти через это.
— Ты говоришь об этом, как о чем-то уже свершившемся, — удивился Руффус, — хотя, когда я уезжал, Серроус только получил корону и был совершенно нормален, разве что излишне нервозен. Ты уверен, что он уже успешно совершил обряд?
— Более чем, — на лице мага появилась недобрая усмешка. — Я получил что-то вроде привета от Селмения, так что сомневаться в его возращении к жизни не приходится.
— Ты… — принц не был до конца уверен, что хочет знать ответ на вопрос, который он не мог не задать, — хочешь сказать, что моего брата уже нет? Есть только наш общий предок?
— Это было бы слишком простым способом повлиять на формирование твоего мнения по поводу нашей сегодняшней беседы, — с наигранным сомнением поделился Странд, — но не хотелось бы заручаться твоей поддержкой с помощью лжи. Нет, твой брат все еще существует как личность, хотя Селмений и борется с ним. Все-таки отсутствие изумруда помогает Серроусу сохранять себя, но никому не известно, сколько он сможет сопротивляться. Я склонен полагать, что Селмений в конечном счете одержит окончательную победу. Это лишь вопрос времени. А сейчас — отправляйся спать, потому как завтра я не намерен тебе позволять отдыхать до вечера.
Спорить не приходилось и оставалось только последовать указанному пути, не углубляясь в обсуждения. Наверху он долго бродил по комнате уже раздевшись, не в силах заставить себя улечься. Слишком неуютно было в его голове новым мыслям и сведениям. Все эти идеи о том, что его брат может оказаться совершенно другим человеком, что правление бертийской династии было вовсе не столь прекрасным и безоблачным, как о том свидетельствовали пристрастные хроники, хранившиеся в Эргосе, а Строгги оказывается вовсе и не были узурпаторами трона, но только орудием, которое маги использовали для своих целей.
Неожиданно Руффус поймал себя на рассматривании книжной полки, стоявшей около кровати. На ней покоился среди прочих том, озаглавленный «Краткая история Хаббада». Почему-то ему показалось присутствие ее здесь совершенно неслучайным, но не желая разбираться, что и как надо делать, чтобы что-то получилось в чьих-либо интересах, он поддался этому неявному проявлению чужой воли, равно как и собственному информационному голоду. В конечном итоге, вряд ли будет хуже, если он просто получит несколько больше информации из другого источника. И он улегся на кровать с книгой в руках.
Чтение быстро захватило его. Было удивительно наблюдать, как события, с детства ему знакомые по Эргосским летописям, начинают выворачиваться наизнанку, представая совершенно в другом свете. Наивно было бы предполагать, что в этой книге все представлялось совершенно правильно, как впрочем и в знакомом уже варианте хаббадской истории, скорее всего, истина располагалась где-то посередине, но и при таком предположении принцу стало очевидно, что он не хотел бы оказаться подданным кого-нибудь из бертийских императоров. Похоже, что свержение его династии и впрямь следовало расценивать, как освобождение от очевидного зла, хотя освобождение это далось Хаббаду слишком уж большой ценой, а вину за это автор напрасно полностью возлагал на Гендера Третьего. (Эргосские летописи, естественно, придерживались совершенного противоположной точки зрения, но сегодняшние слова мага подтверждали тот факт, что его сторонники тоже не были безгрешны.) Забавно было читать, каким светлым и животворящим пытался автор изобразить образ Малойана. Все, конечно, понятно, что его нельзя было не показать героем-освободителем, тем более, что так оно, видимо, и было, но предавать ему черты непогрешимости — было явным перебором. Руффус склонен был полагать, что в той войне обе стороны не были особенно разборчивы в выборе средств и оценке последствий для конкретных людей, но история есть история. Она всегда рассказывается кем-то, отыскивающим в горах фактов лишь те, которые подтверждают его изначально сформировавшееся мнение, и для кого-то, кому надо внушить вполне определенный набор идей. Поэтому обычно так и выходит, что правда никого особенно и не интересует.