— Полноте вам, — сказал палач, разворачиваясь к чародею с какими-то незнакомыми еще Валерию щипчиками в руках. Это явно не ложка, промелькнуло у него в голове, — мне тоже радости не много в работе с вами. — И он стал приближаться с таким выражением на лице, что сомнений в искренности его слов не оставалось.
Богато украшенная комната, выделенная Аделле, была, пожалуй, одной из самых солнечных в замке, но и это не мешало ей все чаще ассоциироваться с золоченой клеткой. Эдакое наглядное и зримое воплощение затасканного образа изо всех сказок о прекрасных принцессах.
А ведь начиналось все совсем не так. Вернее, все вернулось к тому, что ожидалось, потому как, отправляясь сюда в сопровождении верного сэра Вильямса, она, естественно, ничего хорошего не ожидала от готовящегося политического брака. Лишь встретившись с Серроусом она достаточно быстро переменила свой взгляд на будущее благодаря живости, обходительности и, конечно же, внешности принца. До полноценного романа все, разумеется, не успело вырасти, но хороший задел был положен сразу, и дальнейшее развитие отношений не вызывало сомнений в выбранном направлении.
И вот оно началось, со смертью короля Гендера. Что-то изменилось в Серроусе, и явно не в лучшую сторону. Ну да, само собой, немалая нагрузка совершенно неожиданно обрушилась на него. Огромное горе, большие проблемы, но столь внезапное изменение характера не объяснить было такими причинами. Может, он раньше себя искусно выдавал за другого или подавлял перед ней эту страшную часть себя, которая все чаще появлялась на поверхности. В нем как бы уживались два совершенно непохожих друг на друга человека, один из которых, и как водится худший, одерживал в последнее время верх. Она слышала, что это какое-то заболевание, когда личность человека раздваивается, но кому от этого знания легче? Жить-то ей — с Серроусом.
Как грустно понимать, что наличие романтики в этой жизни — не более, чем иллюзия, в которую хотелось бы верить, и даже иногда удается верить некоторое время, но как правило подобная вера — не более, чем отрицание действительности. Хотелось бы видеть все в ином свете, но как закрыть глаза на происходящее вокруг, как научиться не замечать того, что тебе отвратительно? Пожалуй, чем дальше, тем меньше она видит преимуществ в жизни принцессы, по сравнению с простолюдинкой. Достаточно дорогая цена за сытость и красивые наряды и украшения — лишение свободы выбора в самом важном, в создании семьи. Что толку от богатства и власти, полученных взамен нормальной жизни и маленького домашнего счастья…
Что же происходит с Серроусом? Он по-прежнему приходит к ней чуть ли не каждый день, отрываясь от обрушившихся на него дел, в важности которых никто не сомневается, разговаривает с ней, строит планы на будущее, но в планах этих все меньше места их взаимоотношениям, зато появились гордые обещания бросить к ее ногам полмира, сделать владычицей всего Хаббада. А в глазах все чаще проскальзывает выражение животной похоти, которое она никогда раньше не встречала во взглядах, обращенных к ней. Такое она видела лишь у смотрящих на аппетитных девок из прислуги. Оно, может, и неплохо, потому как памятны еще доверительные рассказы матери о том, что она с радостью променяла бы изысканную обходительность отца на необузданность и похотливость, но нельзя сказать, что эти отступления были до конца понятны юной принцессе. И к тому же было что-то недоброе в этих взглядах, от чего мурашки пробегали по спине и хотелось забиться куда-нибудь, где никто тебя не найдет.
Нет, все-таки, в нем действительно два человека, которые могут чередоваться даже на протяжении одного разговора. То он нежен, как и прежде, готов пылинки с ее плеч сдувать, а то смотрит как пьяница на вино в кубке — выпить и налить еще, не разбирая особенно вкуса. А в глазах отблески пожарищ, разоренные земли и нечеловеческая жажда власти. Неужели одно лишь то, что на голове его появилась корона, смогло так сильно переменить человека? Или он скрывал это от других, пока не получил возможность действовать?
Сэр Вильямс, добрый сэр Вильямс, пытается утешать, говоря, что пройдет время и все, мол, утрясется, все станет на свои места. Что Серроус справится с тем горем и ответственностью, что обрушились так не вовремя, но в последние дни и его слова звучат все менее убедительно, потому как чувствуется, что он не верит в произносимое, что он говорит лишь то, что должен, а не то, что видит. Да и вообще, он слишком серьезно относится к своей миссии, что не дает им общаться по-человечески. Может, от этого и утешения у него получаются сухими, бесцветными и какими-то совсем неутешительными.