Конечно, можно было оставить органы самовоспроизведения, но если все и так уже практически полностью перешли от классического размножения к эктогенезу, а энцефализация привела к такой голове, которая через родовые пути не пролезет, то зачем эта репродуктивная система вообще нужна? Тем более что из-за нее одни проблемы и отвлечения от действительно ценных занятий вроде науки.
Гладя котика, я подумала, что хорошо бы посмотреть что-нибудь из исторического архива. Я надела вирт-очки и, открыв меню, начала листать список. То я уже видела, это тоже, вон то неинтересно, а что это там? Мой взор упал на запись со странным названием «Высокодуховное общество». Ну-ка, посмотрим.
Проигрывание началось, снимали явно не на голографическую камеру, потому что картинка была такая, словно передо мной висел большой плоский экран. К тому же среди действующих лиц оказались только представители Homo sapiens первой версии. Значит, это, скорее всего, двадцать первый или двадцать второй век. Может, двадцать третий? Вряд ли, тогда уже изобрели динамическую голограмму и делали трехмерное видео.
Представители первой версии Homo sapiens сидели плотными рядами в просторном зале, внимая стоявшему у трибуны. Иногда крупным планом показывали некоторых слушателей. Какие же они все забавные: волосатые, можно даже сказать пушистые, хотя шерсти уже поменьше, чем у тех же австралопитеков. Но у них все еще довольно массивные челюсти и маленькие головы. А половой диморфизм как ярко выражен: самцы чуть крупнее, у некоторых на лицах шерсть, самки обычно грацильнее, с длинными волосами на голове и гипертрофированными молочными железами. Прямо не люди, а обезьянки какие-то.
У нас же по фенотипу абсолютно невозможно понять, у кого XY-хромосомы, а у кого XX. Да, остатки половых хромосом все еще есть, в них ведь не только гены, отвечающие за репродуктивную систему. Поначалу думали сделать у всех одинаковый набор XX. Ведь с первого взгляда все просто. Очевидно же, что XX устойчивее к мутациям: если ген в одной хромосоме сломается, во второй останется дубль. А в случае XY не всегда так, поскольку Y маленькая, то есть генов в ней меньше, чем в X.
Во времена гендерной биполярности в этом был очевидный смысл: раз самки всегда тратили больше ресурсов на репродуктивные функции, они и обеспечивали популяции устойчивость. В то время как самцы «отвечали» за изменчивость и приспособляемость своего вида. Другими словами, на самцах природа тестировала Х-хромосомы и пускала в дальнейшее производство наиболее качественные.
Как вы сами понимаете, после начала эпохи генно-модифицированных людей какая-либо необходимость в естественном отборе пропала, а ценность каждой отдельной особи возросла еще больше. И, казалось бы, что тут еще думать? Оставить XX и все. Однако потом решили, что наличие двух вариантов хоть как-то, да повышает внутривидовое разнообразие, а оно способствует эволюционной стабильности. На том и порешили.
Забавно, но на заре эпохи бесполости всплыла другая проблема: как теперь называть детей и как к ним обращаться? В мужском роде или женском? В конце концов, решили не изобретать велосипед и оставить старые имена, а также мужской и женский род в языке, как рудименты от предков. Из рудиментов у нас, кстати, еще волосы в бровях остались и реснички, ведь генные инженеры решили, что эти фичи нам пока пригодятся. Чего нельзя сказать обо всем остальном волосяном покрове, который нещадно выпилили вместе с репродуктивной системой.
Тот Homo sapiens первой версии, который стоял у трибуны, похоже, читал лекцию на весьма экзотическую тему. Из уроков истории я помнила, что по развитию интеллекта к зрелому возрасту они едва ли доходили до раннего подросткового. То есть это такие себе вечные дети, ну, или подростки, кто поумнее.
А еще в те времена наши предки представляли себе пришельцев из космоса примерно такими, как мы: безволосыми и бесполыми. С точки зрения первой версии человека, у нас наверняка слишком большие головы и маленькие челюсти. Да и вообще, увидь они нас, подумали бы, что мы инопланетяне, а не их далекие потомки. Похоже, они изображали пришельцев именно так, потому что интуитивно понимали, что такая форма жизни более совершенна и фактически является следующей ступенью эволюции их самих.
— Сатья-юга — это у нас какой век? — спросил лектор после длительного монолога. Аудитория оживилась, после чего он продолжил: — Да, это золотой век. Длился он один миллион семьсот двадцать восемь тысяч лет, люди в ту эпоху жили сто тысяч лет и достигали в высоту пятидесяти четырех метров.