«Я немного припозднился», — вспомнились его слова при нашей первой встрече.
Припозднился…
Просто опоздал. Не успел.
Харланд, Хьялвард и Хьялберд… Братья. Ну конечно же! Очевидно же!..
И этот взгляд, и его желание со мной сблизиться, и даже глупый спор — все стало таким понятным. Подослали ко мне опоздавшего братца, такого всего приятного, непохожего… Так быстро завоевавшего симпатию.
Один поцелуй, и я бы проиграла, узами обещания связывая себе со всеми лордами севера сразу. Но сама мысль об обмане, который не должен был меня расстроить, а максимум удивить, ударил точно в сердце, почему-то откликнувшись слишком… лично.
— Ловко, — выдохнула хриплым смешком. — Очень ловко, лорды. Дядя, прошу меня простить…
— Сидеть, — рыкнул мужчина, не дав мне сбежать в очередной раз. — И вот что мне с вами делать? Ммм? Как вину свою заглаживать будете?
— Усердно, — хмуро произнес Вард, не сдвинувшись с места.
— Всеми силами, — добавил Берд, тоже оставшись стоять.
— В какой-нибудь другой жизни, — прорычала, сама удивившись тону.
Это что еще за звук?!
Не у одной меня он вызвал вопросы: все мужчины удивленно уставились на меня, высоко приподнимая брови.
— Охрипла аж, — переводя внимание, лорд Летний решил продолжить прилюдное бичевание, вновь обращаясь к лордам. — Заморозили мне девчонку. Мне теперь как ее с вами на север отправлять? С камнем на душе?
— Дядя!
Слова о том, что по поводу брака мужчина не передумал, буквально выбили почву из-под ног, вздергивая меня как деревянную куклу в воздух.
— Я за них замуж не выйду! Не выйду, слышишь?!
Злость и бешенство колотили изнутри. Вновь боль, пронзившая виски, вынудила пошатнуться и рухнуть обратно на стул, а злые слезы заполнили глаза поволокой, заставляя обиженно подрагивать губы.
— Довольны? — никак не прокомментировав мое возмущение, дядя вновь тяжело вздохнул, косо поглядывая на пустой кубок. — Значит, так, я свое позволение даю, но между собой разбирайтесь сами. Пожалуется — порву, ясно?
— Ясно, — как нашкодившие медвежата, лорды синхронно качнули головами, с тоской глядя на меня.
— Не выйду, — зло шептала, сомневаясь, что кто-то меня услышит. — Ты не можешь… не выйду…
— Ласка, — теплая дядина ладонь мягко развернула меня к себе, заставляя подставить лицо под уставший и взволнованный взгляд. — Доверяй мне, дочка. Я зла тебе никогда не желал, и они — это то, что всегда будет тебе нужно.
— Так ты знал…
— Так я думал, и ты знаешь, — ответил мужчина. — Потому и говорил тебе, чтобы скорее на замужество решалась, так как один из лордов тебе самой понравился. Решил по глупости, что, может, оно и к лучшему, а вот как вышло. Со временем ты меня поймешь и простишь, а пока дыши. Тебе сейчас платок надевать будут.
Испуганно обернувшись, я увидела Инесс, притащившую тяжелый стул и сжимающую в кулаке цветастый платок. Она старалась выглядеть собранной, спокойной, но я видела, как подруга переживает, явно уже узнав от дяди, как меня водили за нос.
— Иди, — бер осторожно подтолкнул меня вперед, заставляя подняться на ноги и пойти навстречу неизбежному.
Чертов стул маячил перед глазами бельмом. Покачиваясь, словно тростинка на ветру, я добрела до него и рухнула, слыша, как незамужние девушки поднимаются со своих мест в предвкушении обряда.
— Именем матери медведицы — покоя и крепости, — тяжелая ткань опустилась на голову, на секунду пряча от меня стоящих рядом лордов. — Именем отца медведя — силы духа. Именем сына медвежонка — счастья родительского. Именем дочки медведицы — нежности и ласки.
Ткань тянула голову к полу, стук мужских ног и животный рев переворачивал мысли с ног на голову, резко показав мне милую до этой секунды традицию в ужасном свете, словно я овца на закланье.
Пальцы путались в бахроме. С трудом распутав узел — Инесс, видимо, вязала от души — поднялась, будучи тут же поднятой в воздух чужими руками, от прикосновений которых кожа покрылась мурашками. Оказавшись выше всех, я с тоской осмотрела толпу развернувшихся беров, ждущих от меня платок. Ничего не став спрашивать, я вскинула ткань в воздух, даже не думая смотреть, кому в руки она упадет.
Радостно завизжала бера из Ветреных, подтягивая к себе друга Бьерна, опешившего от такого напора, а меня опустили и поставили на ноги, окружая кольцом пахнущим морозом травой.
— Обещаю, вы будете есть одну капусту. Всю. Свою. Жизнь, — от всего сердца пообещала я, ощущая нежный и виноватый поцелуй на затылке.
Глава 7