– Разумеется, хочу, – Толик смотрел на незнакомца, ожидая подвоха.
– О кей, тогда второй вопрос: трехкомнатную или четырехкомнатную?
– Конечно, четырехкомнатную.
Незнакомец кивнул и, не проронив больше ни слова, поплыл к другому краю бассейна. Ничего не понимая, Толя поплавал еще какое-то время, после чего уже в раздевалке, глядя на настенный календарь, он к собственному недовольству обнаружил, что сегодня первое апреля, и, поздравив себя с днем дурака, отправился домой.
Казалось бы, все разрешилось, но не тут-то было. Недели через две в квартиру к Кудрявцеву позвонили. На пороге стоял недавний знакомец с ключами от четырехкомнатной мастерской, расположенной на Фонтанке, в нескольких минутах ходьбы от знаменитого театра БДТ.
Несколько лет Толя жил и работал в своей новой мастерской, не испытывая никаких проблем или притеснений со стороны владельцев помещения. Он не платил денег, с него не спрашивали в уплату его произведений.
Единственная странность, поначалу смущавшая художника, – на двери его великолепной мастерской была прибита табличка, снимать, закрашивать или завешивать которую строго воспрещалось. На табличке значилось: «Контора вторсырья».
Именно с директором этого комбината Анатолия как-то и угораздило оказаться в одном бассейне.
Впрочем, в создавшейся ситуации было больше положительного, нежели отрицательного, так что и к странной надписи Кудрявцев решил относиться философски.
Критерии оценки
Перестройка дала возможность заниматься индивидуальной трудовой деятельностью, благодаря чему студенты Академии художеств вышли на улицы рисовать портреты. Черно-белый портрет стоил три рубля, акварелька – пять.
Настя Нелюбина расположилась со своим мольбертом и красками в еще совсем недавно славившимся своими путанами Катькином садике.
Хорошее, кстати, людное место, Невский рядом, много гостей города. Да и питерцам такой сервис в новинку, все хочется попробовать, узнать, приобрести.
К Насте выстраивалась очередь желающих заполучить для себя собственный портрет, положить начало новой коллекции.
– Моя дочка зарабатывает больше, чем валютная проститутка! – восторгался, бывало, отец Нелюбиной.
Заплати налоги и…
Однажды по время трудового дня к Насте подошла женщина, представившаяся налоговым инспектором.
– Вы, как я вижу, тут постоянно рисуете, неплохо было бы оформить разрешение на индивидуальную трудовую деятельность.
И действительно, куда приятнее отдавать процент родному государству и при этом знать, что тебя не погонят, не заберут в милицию, не посадят в обезьянник вместе с пьяницами и проститутками, что все пойдет спокойно и официально.
Сказано – сделано. Настя собрала необходимые документы, отстояла во всех положенных очередях, где рядом с ней получали свои разрешения на работу изготовители ключей и столяры, творцы аляповатых матрешек и надомные работники, и через какое-то время уже на законных основаниях заняла место у подножья памятника Екатерине Великой.
Казалось бы, здесь и сказке конец, но не тут-то было. Ведь Настя должна была платить налоги, а значит, кто-то должен был следить за тем, чтобы она честно вела свои дела. Для этой цели за предпринимателем Нелюбиной была установлена настоящая слежка, так что Настя трудилась под ногами государыни, а со стороны шлейфа императрицы пряталась налоговая инспекторша, которая, то и дело осторожно выглядывала из-за постамента, подсчитывая число заказчиков и контролируя Настины заработки.
Высидев положенное время в засаде, инспектор отправлялась «выслеживать» следующую жертву, оставляя Настю в покое.
– Забавное дело! – рассказывала сама художница. – Должно быть, мои ангелы-хранители решили тогда всерьез заняться моим благосостоянием, потому что, пока из-за памятника выглядывала голова проверяющей, клиентов было кот наплакал. Но стоило ей свалить…
Отработав три месяца, беременная тогда Нелюбина была вынуждена лечь в больницу на сохранение, а потом ей было уже не до рисования в Катькином саду.
Шли месяцы, и однажды она получила по почте пухлый конверт с отчетами налоговой. И, чудо-чудное, налоговая инспекция, посчитав годовой доход Насти, выяснив, сколько портретистка заработала за три месяца, и учитывая, что после она была вынуждена лежать в больнице или сидеть дома с дочкой, пришла к выводу, что Нелюбина не наработала даже на прожиточный минимум. После чего было принято решение вернуть художнице все выплаченные ею ранее налоги.