Но пусть убийца матери неизвестен, зато мы все знаем о том, что последовало за ее смертью. Уризен пожалел, что имеет детей. Он был одним из немногих, кто воспитывал своих отпрысков как Властелинов. Ведь наша раса вымирает. Мы владеем бессмертием, мы обладаем властью, но род постепенно угасает. К тому же мы заплатили за свое могущество тем, что разучились любить.
— Ах, любовь! — усмехнулась Вала. Послышались смешки. Лувах тоже улыбнулся, но сдержанно.
— Вы похожи на стаю гиен, — повысил голос Вольф, — да, гиен, этих пожирателей падали — сильных, отвратительных и злобных животных, чье зловоние и мерзкие повадки везде вызывают к ним негодование и презрение. Но даже они выполняют полезную функцию, чего нельзя сказать о вас. Да, любовь, я не боюсь этого слова, хотя оно ничего не значит для вас. Ведь прошли тысячелетия с тех пор, как вы испытывали нечто подобное. Я уже говорил, мы узнали, что Уризен задумал погубить нас. Или, сохранив жизнь, сослать на одну из захудалых планет, лишенную врат, в одной из своих вселенных, чтобы мы вечно влачили там свое жалкое существование вместе с аборигенами и никогда не смогли бы нанести ему ответный удар. Мы сбежали. Он последовал за нами и попытался убить. Нам удалось выжить, уничтожив других Властелинов и завладев их мирами. Шли годы, и мы забыли о своем родстве. Мы стали настоящими Властелинами — полными ненависти, вечно плетущими интриги друг против друга, завистливыми собственниками. Убийцами, не щадившими ни себя, ни людей, населяющих наши миры.
— Довольно разглагольствовать, брат, — сказала Вала. — К чему ты клонишь?
Вольф вздохнул: он понапрасну тратил время и силы.
— Я хотел сказать, что Уризен, сам того не зная, вполне мог оказать нам услугу. Возможно, нам как-то удастся воскресить в себе детскую любовь, вновь вспомнить, что мы кровные братья. Жить, как подобает.
Вольф запнулся. Лица, обращенные к нему, напоминали лики каменных идолов. Время разгладит их черты, любовь — никогда. Он повернулся и шагнул в правые врата.
Глава VIII
Поскользнувшись, Вольф упал на бок и покатился по гладкой стеклянной поверхности вниз с горы, на вершине которой стояли врата. Склон, по которому он мчался вниз, был сухим, хотя казалось, что он смазан маслом. Несмотря на все старания притормозить каблуками или ладонями, он продолжал нестись вниз.
Это было похоже на спуск по льду.
Скорость все возрастала. Изогнувшись, он бросил взгляд по ходу движения. Отлогий склон постепенно выравнивался, падение несколько замедлилось. Но все же он спускался со скоростью, по меньшей мере, триста пятьдесят миль в час, не имея возможности остановиться. Он лишь приподнял руки и голову, предохраняя их от ожога. Одежда перекрутилась и порвалась от трения, но нагрелась не сильно.
В пурпурном небе над краем горизонта показалась яркая луна — почему-то Роберт решил, что это луна. Арка выделялась на фоне неба темно-багровым оттенком. Место не походило на дворец Властелина, он попал на другую планету. Судя по расстоянию до горизонта, эта планета была приблизительно такого же размера, что и та, которую он только что покинул. И собственно говоря, не было никакой уверенности, что планета — одна из тех, которые они видел с поверхности водного мира.
Уризен сыграл с ними злую шутку. Он устроил врата, переместившие его на другую планету, вращающуюся вокруг Аппирмаздума. Другие врата водного мира привели бы его в мир Уризена. Но могли доставить и сюда же. Теперь узнать об этом было нельзя.
Куда бы ни вел другой выход, было поздно что-либо менять.
Он беспомощно попался в западню отца, удобную западню, если смерть можно назвать удобной.
Вольф проскользил, пожалуй, около двух миль, когда поверхность начала изгибаться кверху. Еще через полмили скорость замедлилась примерно до тридцати миль в час, хотя утверждать это было трудно, поскольку имелись лишь косвенные данные. По правую сторону вдали виднелись причудливые деревья. Не зная высоты и расстояния до них, он не мог точно определить скорость скольжения.