Преодолев две тысячи миль, он оказался на границах Тевтонии и цивилизованного Хамшема. Далее он следовал за работорговцами еще триста миль вниз по реке Гузирит, а затем по суше. Хотя ему давно уже полагалось бы догнать медленно двигающийся караван, он трижды терял его, и путь ему нередко преграждали тигры и топороклювы.
Постепенно местность стала пониматься. Потом из джунглей перед его глазами поднялось плато. Восхождение всего лишь в шесть тысяч футов — ничто для человека, дважды поднявшегося на тридцать тысяч. Перевалив через грань, Роберт оказался в иной стране. Хотя воздух был ничуть не прохладнее, здесь росли дубы, платаны, самшит, трехгранный тополь, орешник, сушеница и липа.
Животные, однако, тут оказались другими. Вольф прошел не более двух миль по сумраку дубового леса, прежде чем его вынудили спрятаться.
Мимо него медленно прошел дракон, взглянул на него разок, зашипел и продолжил свой путь. Он походил на общепринятые западные изображения, был около сорока футов длиной, десяти футов высотой и покрыт большими чешуйчатыми пластинами. Он не дышал огнем. Дракон остановился в ста футах от убежища Вольфа на ветвях дерева и принялся щипать высокую траву.
«Так, — подумал Вольф, — значит, драконы существуют не только одного типа». Гадая, как отличить плотоядный тип от травоядного раньше, чем возникнет опасность, Роберт слез с дерева. Дракон продолжал набивать себе брюхо, издавая слабый гром пищеварения.
Осторожнее, чем раньше, Вольф проходил под гигантскими ветвями деревьев и мхов, свисавшими со стволов зелеными водопадами. Рассвет следующего дня застал его на опушке леса. Перед ним расстилалась полого опускавшаяся земля. Роберт мог видеть на много миль вперед. Справа от него по дну долины текла река. На противоположной стороне, венчая собой колонну неровной скалы, находился замок. У подножья скалы располагалась небольшая деревня. Поднимавшийся из труб дым вызвал у него ком в горле. Ему казалось, что он не желал бы ничего большего, чем сидеть с друзьями за столом за завтраком и чашкой кофе после хорошего ночного сна в мягкой постели и болтать ни о чем. Боже! Как он тосковал по лицам и голосам истинных человеческих существ, о месте, где не все против него!
По его щеке пробежало несколько слезинок. Вольф осушил их и продолжал свой путь. Он сделал выбор и должен принимать плохое наряду с хорошим точно так же, как принимал бы на отвергнутой им Земле. А этот мир был, во всяком случае, в данный момент, не так уж и плох: свежий и зеленый, без всяких телефонных проводов, афиш, газет и усеявших сельскую местность консервных банок, без смога или угрозы атомной бомбы. Многое можно сказать в его пользу, какой бы плохой ни казалась его нынешняя ситуация. И Роберт имел здесь то, за что многие продали бы душу: молодость вместе с опытом возраста.
Всего лишь час спустя Вольф гадал, сумеет ли сохранить этот дар. Он вышел на узкую грунтовую дорогу и шагал по ней, когда из-за поворота выехал рыцарь в сопровождении двух пеших ратников. Огромный черный конь его был частично экипирован доспехами, сам же рыцарь облачен в черный пластинчато-кольчужный доспех, который, по мнению Вольфа, выглядел похожим на доспехи рыцарей Германии тринадцатого века. Поднятое забрало открывало мрачное ястребиное лицо с ярко-голубыми глазами.
Рыцарь натянул поводья коня. Он окликнул Вольфа на средне-верхне-германском наречии, с которым Вольф оказался знаком благодаря Кикахе, а также в результате своих исследований на Земле. Язык, конечно, изменился и был обременен заимствованиями из хамшемского и местного, но Вольф мог разобрать большую часть сказанного.
— Стой смирно, хам! — крикнул рыцарь. — Что ты здесь делаешь, разгуливая с луком?
— С позволения вашего августейшества, — язвительно ответил Вольф, — я — охотник, и поэтому имею королевское позволение носить лук.
— Ты лжец! Я знаю всех законных охотников на много миль вокруг. Ты мне кажешься похожим на сарацина или даже на идше, такой ты смуглый. Брось лук и сдавайся, или я зарублю тебя, как свинью, каковой ты, собственно, и являешься.
— Приди и возьми его, — посоветовал Вольф, чувствуя нараставшую ярость.
Рыцарь взял копье наперевес, и его скакун пустился в галоп. Вольф удержался от желания броситься в сторону или назад от сверкавшего наконечника копья. То, на что он надеялся, произошло в долю секунды. Рыцарь бросился вперед, копье опустилось, чтобы пронзить Роберта насквозь, но прошло меньше чем в дюйме над ним, а затем воткнулось в землю. Словно прыгун с шестом, рыцарь вылетел из седла и, все еще цепляясь за копье, описал в воздухе дугу. Шлем его ударился о землю, и падение, должно быть, оглушило рыцаря или сломало ему шею либо хребет, потому что он больше не шевелился. Ратники поспешили удалиться.