Лугарн осмотрел добровольцев и выбрал тех, кто проявил себя во время битвы. В первую очередь он старался взять женщин, особенно с детьми. Последовала церемония ритуальной пытки, заключавшаяся в прижигании паха кандидата или кандидатки. Обычно захваченного противника пытали до смерти, если он не проявил должной стойкости и смелости. Потом его могли принять в племя.
В крайнем случае, как сейчас, — пытали символически.
Позднее, когда остров отплывет, новобранцы пройдут церемонию, в которой каждый смешает свою кровь с кровью илманиров. Это предотвратит месть со стороны наземных жителей, поскольку кровное братство считается священным.
— Есть и другая причина, почему время от времени необходимо пополнять команду, — сказала Вала. — Абуталы — и наземные, и воздушные островитяне — склонны к инцесту[18]. Поэтому-то обычай и предписывает принимать в племя пленников.
Вала была очень дружелюбной с Вольфом и настаивала на том, чтобы проводить с ним все время. Она даже стала снова называть его уивкрат — термин Властелинов, означающий «дорогой». Она опиралась на его руку всякий раз, когда представлялась возможность и однажды даже легонько поцеловала его в щеку. Вольф не ответил на ласку. Даже теперь, пятьсот лет спустя, он не забыл, что когда-то они были любовниками, и она пыталась убить его.
Вольф отправился к вратам, через которые вошел. Вала увязалась следом. На ее вопросы он ответил, что хочет еще разок поговорить с Теотормоном.
— С этой морской жабой? Чего ради? Что он может знать?
— Посмотрим.
Они приближались к вратам, но Теотормона не нашли. Вольф прошелся по краю острова, чувствуя, как то тут, то там земля проседает под ним. Видимо, пузыри здесь были не такими полными.
— Сколько таких островов имеется на планете, и каков их максимальный размер? — спросил он.
— Не знаю. За время, что я здесь, мы видели два; фринканы говорят, что таких островов множество. Они упоминали еще мать островов, самом большом острове, имеющем, если верить слухам, огромную территорию. Все остальные летающие острова приблизительно одного размера. Слушай, зачем нам говорить об этих скучных материях? Разве нам нечего вспомнить?
— Что же? — осведомился Вольф.
Она повернулась к нему, приблизив лицо так, что губы едва не коснулись его подбородка.
— Почему бы не забыть прошлое? В конце-то концов, прошло так много времени, мы были тогда так молоды и глупы.
— Сомневаюсь, что ты сильно изменилась.
Вала улыбнулась.
— Почему ты так уверен? Как доказать тебе, что теперь я другая? — она обняла его и положила голову на грудь. — Кое в чем я действительно стала другой. Но ведь я любила тебя когда-то, и теперь, когда вижу снова, я понимаю, что никогда не переставала любить тебя.
— Даже тогда, когда попыталась убить меня в постели? — спросил он.
— Ах, дорогой мой, я была уверена, что ты изменяешь мне с противной и хитрой Алаграадой. Я думала, что ты предал меня. Можно ли бранить женщину, которая сходила с ума от ревности? Ты ведь знаешь, какая я собственница.
— Даже слишком хорошо знаю, — Вольф оттолкнул ее и добавил: — Еще ребенком ты была эгоисткой. Эгоистичны все Властелины, но ты своего рода уникум. Что я тогда в тебе нашел?
— Ах, мерзавец! — воскликнула она. — Ты любил меня, потому что я — Вала. Вот и все.
Вольф покачал головой.
— Возможно, когда-то так и было. Но теперь прошло. И никогда не повторится.
— Ты любишь другую? Я знаю ее? Это, случаем, не Анана, не моя ли глупая и кровожадная сестра?
— Нет! — отрезал Вольф. — Анана кровожадна, но не глупа. Ведь она не попалась в ловушку Уризена. Я не вижу ее здесь. Или с ней что-нибудь случилось? Она умерла?
Вала пожала плечами и отвернулась.
— Понятия не имею. Но твое беспокойство доказывает, что ты ее любишь. Анана! Кто бы мог подумать!
Вольф не пытался убедить ее в обратном. Он счел неразумным упоминать о Хрисеиде, пусть даже Вала никогда с ней не встречалась. Не стоило рисковать.