Благодаря особым средствам естественная сила Вольфа была увеличена вдвое, и его кости окрепли, чтобы соответствовать возросшей мускульной силе. Однако подобный подготовительный курс прошли все Властелины, борясь друг с другом, они обладали примерно одинаковой мощью. Теотормон, чье тело переделал Уризен, весил теперь, по крайней мере, на сто шестьдесят фунтов больше брата. Но Уризен, очевидно, не намного увеличил силу Теотормона, так как Вольф еще держался в схватке. Хотя вес, конечно, имеет большое значение в борьбе, и Вольфу следовало держаться настороже, чтобы не дать братцу воспользоваться этим преимуществом.
Теотормон, отдышавшись, рявкнул:
— Я из тебя еще выколочу дух, Джадавин! А затем нырну в море, отнесу в пещеру и буду держать там, скармливая своим любимцам.
Вольф огляделся. Вала стояла поодаль, странно улыбаясь. Он не стал тратить силы и время, прося ее о помощи. Подпрыгнув в воздухе, Вольф ударил Теотормона обеими ногами. Урод на мгновение замер, потом присел. Именно на это Вольф и рассчитывал. Он провел удар снизу, но Теотормон оказался весьма проворным. Скользнув ботинками по спине чудовища, Вольф перелетел на другую сторону и тотчас же развернулся. Теотормон прыгнул, надеясь смять его, но был остановлен ударом в челюсть. Для большей уверенности Вольф врезал ему пару раз по ребрам.
Вала зааплодировала:
— Хвалю, хвалю, недаром я любила такого мужчину. И все еще люблю...
На этот раз Теотормон не поднялся, он лежал, шумно сопя разбитым носом. Теплый котиковый мех пропитался кровью, сочившейся из губ и сломанной челюсти.
— Почему же ты не помогла мне? — поинтересовался Вольф.
— В этом не было нужды. Я и так не сомневалась, что ты выбьешь из этого болтливого мешка все его жабьи мозги.
Вольф тщетно искал в траве лучемет. Вала, продолжая стоять на месте, спросила:
— Почему ты не воспользовался ножом?
— Не стоило, мне он нужен живой, мы возьмем его с собой.
Глаза ее широко раскрылись.
— Во имя Jloca, зачем?
— Нам могут понадобиться кое-какие его способности.
Теотормон застонал и сел. Вольф, не спуская с него глаз, продолжал поиски. Наконец он повернулся к Вале. Вала пошарила в одежде и вытащила лучемет.
— Я ведь могу тебя убить.
— Ну что ж, стреляй, только не морочь мне голову пустой болтовней. Меня не напугаешь.
— Ах, так! Держись! — она в ярости подняла лучемет.
На какое-то мгновение Вольф решил, что слишком раздразнил ее. Отличаясь болезненным самолюбием и отменной реакцией, Властелины редко спускают оскорбления.
Но Вала нацелила оружие на Теотормона, и белый луч коснулся конца ласты. Заклубился дым, завоняла горящая плоть. Теотормон рухнул наземь, испустив вопль, глаза его налились кровью.
Вала с улыбкой опустила лучемет и вручила его Вольфу.
Тот выругался и заметил:
— Для стрельбы не было никакой причины, кроме твоей злобы, Вала. Злобы и глупости. Я же сказал тебе, что он мог бы стать спасением для нас во многих вопросах жизни и смерти.
Вала медленно прошла по влажной траве и наклонилась осмотреть Теотормона. Подняв ласту с обугленным концом, заметила:
— Он жив... пока. Его еще можно спасти, если так хочешь. Но ласту придется ампутировать по плечо.
Вольф молча повернулся и отправился звать илманиров, чтобы они помогли перенести Теотормона на летающий остров.
С помощью четырех пузырей это было сделано. Там его уложили на полу брига — клетки с очень легкими, но крепкими, как сталь, прутьями из расщепленных оболочек пузырей. Вольф принялся за операцию. Силой влив лекарство, которое дал илманир-лекарь, в горло Теотормона, Вольф осмотрел хирургический инструмент. Он принадлежал колдуну, который заботился как о физическом, так и о духовном благоденствии жителей острова.
Воспользовавшись пилой из акулоподобной рыбы, Вольф отпилил ласт чуть ниже плеча. Плоть расчленилась легко, но потребовалось дважды менять зубья, чтобы перепилить кость. Затем шаман прижал к культе горящий факел, чтобы закупорить кровоточащие сосуды, и наложил на ожог целебную мазь, уверяя Вольфа, что чудодейственное средство помогало и вовсе обгорелым.
Вала наблюдала за ампутацией с легкой усмешкой. И когда Вольф, на секунду оторвавшись от работы, встретился с ней взглядом, рассмеялась. Он пожал плечами. Прекрасный чарующий смех напомнил ему звуки гонга, слышанные им некогда на реке Гузирит, во время путешествия по стране Хамшем на третьем ярусе своей вселенной. В них также звучали золотистые нотки, а это единственное, с чем можно сравнить, вероятно, из бронзы изготовленный гонг, который звенел в темноте древних развалин храма из нефрита и халцедона. Звук его отдавался в камнях и зарослях джунглей. Гонг был бронзовым, но набат его звучал золотом. И вот так же звенел смех Валы — бронзово и золотисто, — полный потаенного и темного чувства.