— Я не знаю, — сказала Анана. — Может быть, Кикаха думает что Джадавин проявил милосердие, удалив часть моей памяти, так что я не помню ни его, ни своей жизни во дворце, если я и впрямь там жила.
Кикаха одобрил ее рассказ. Она умела лгать ничуть не хуже его. Затем он подумал: «Ой! Она немного не подумала! Пятьдесят лет назад Джадавина не было не только во дворце, но и в этой вселенной. Он жил в Америке как подвергшийся амнезии человек, усыновленный человеком по имени Вольф. Господом во дворце тогда был Арвур».
Он успокоил себя, что это без разницы. Если Анана утверждает, что она ничего не помнит ни о своем происхождении, ни о дворце, то ей не полагается знать, кто был Господом.
Подарга об этом явно не думала. Она обратилась к Кикахе:
— Девиванира рассказывала мне о том, что ты освободил ее из клетки в Таланаке.
— А она рассказывала тебе также, что попыталась убить нас в уплату за данную ей свободу?
Подарга чуть приподняла крылья и прожгла его взглядом:
— Она выполняла приказ! Благодарность не имела к этому никакого отношения! Ты был правой рукой Джадавина, который теперь называет себя Вольфом!
Она сложила крылья и, казалось, расслабилась, но Кикаху это не обмануло.
— Кстати, где Джадавин? Что происходит в Таланаке? Кто такие эти дракландцы? — спросила она.
Кикаха рассказал ей. Он упустил двух Господов, Нимстоула и Джудубру, и представил дело так, будто Анана давным-давно прошла через врата на индейский уровень и была в Таланаке рабыней. Подарга испытывала безумную враждебность к Господам.
Если бы она обнаружила, что Анана принадлежит к их числу, и особенно если бы заподозрила, что Анана может быть сестрой Вольфа, она приказала бы ее убить.
Это поставило бы Кикаху в затруднительное положение, которое ему пришлось бы разрешить в одну—две секунды. Если бы он выбрал жизнь, то это все равно привело бы к смерти. То, что они вдвоем перебили бы, прежде чем их одолеют, множество орлиц, нисколько не утешало.
«Или, наверное, — подумал он, — мы, может быть, и сумели бы спастись. Если бы я достаточно быстро застрелил Подаргу и таким образом вызывал бы среди орлиц сумятицу, а потом достаточно быстро забрался бы в аэролет и привел бы в действие большие проекторы, то мы, возможно, сумели бы прорваться».
В этот момент Кикаха понял, что он выбрал позицию Ананы.
— Значит, Джадавин мог умереть, — произнесла Подарга. — Но мне бы этого не хотелось, так как я давно планировала захватить его в плен. Я хочу, чтобы он жил долго-долго, пока страдает пока расплачивается.
Подарга стояла на своих птичьих ногах, вытянув когти и визжала в лицо Кикахи. Тот прошептал уголком рта Анане:
— Ой! По-моему, она чокнулась. Приготовься стрелять!
Подарга прекратила орать и принялась расхаживать взад-вперед, словно взбешенная птица в клетке. Наконец она остановилась и сказала:
— Обманщик, с какой стати мне помогать тебе в войне против врагов Джадавина, оставляя в стороне, что они, возможно, лишили меня мести?
— Потому что тебе они тоже враги, — ответил он.
— Верно, что покамест они пользуются только человеческими телами. Но, по-твоему, Колокольники не подумывали об орлицах в качестве носителей? Люди — существа, прикованные к земле. Что может сравниться с пребыванием в теле земной орлицы, летающей высоко над планетой, в обители солнца, парящей, словно божество, над всеми зверями земными, домами и городами людскими, являющимися недосягаемыми и тем не менее всевидящими, охватывающими одним взглядом тысячи миль? Ты думаешь, что Черные Колокольники не поймут этого? А когда поймут — не наловят твоих орлиц, а возможно, и тебя? Не поместят над вашими головами колокола, не лишат ваши мозги мыслей и памяти, не размотают их насмерть, а потом не овладеют вашими мозгами и телами для своих надобностей? Колокольники используют тела из плоти и крови точно так же, как мы, люди, носим одежду. Когда одежда изнашивается, ее выбрасывают. Точно так же выбросят и вас, выкинут в кучу мусора, хотя для вас это, конечно, не будет иметь значение, поскольку вы умрете задолго до того, как умрут ваши тела.
Он на мгновение перестал говорить.
Орлицы, зеленые башни высотой в три метра, беспокойно переминались и издавали горловые звуки бешенства. Выражение лица Подарги оставалось непроницаемым, но Кикаха был уверен, что она крепко задумалась.
— Сейчас существуют только сорок шесть Колокольников, — сказал он. — Да, они обладают большой мощью, но их мало. Сейчас самое удобное время гарантировать, что они не станут намного большей угрозой, потому что они будут изготовлять новых детей-колокольников в лабораториях дворцов Господов. Можешь быть в этом уверена. Придет время, когда Черные Колокольники будут исчисляться тысячами, может быть, миллионами, потому что они захотят гарантировать выживание своего вида. Придет время, когда Колокольники станут настолько многочисленными и могущественными, что им будет невозможно сопротивляться. Тогда они смогут сделать все, что пожелают. Если они захотят насладиться телами зеленых орлиц, то сделают это без всяких «с вашего позволения».
После долгого молчания Подарга проговорила:
— Ты хорошо говоришь, Обманщик. Я немного знаю о том, что происходит в Таланаке, потому что некоторых из моих птичек захватили тишкетмоаки и заставили их говорить. Они мало что открыли. Они, например, никогда не слышали о Черных Колокольниках, но они говорят, что по утверждению жрецов, их правитель одержим демоном. Присутствие этой летающей машины и других, замеченных моими орлицами, подтверждает твой рассказ. Очень жаль, что ты не привез трофейные колокола, чтобы мы могли посмотреть на них, вместо того чтобы выбрасывать их, как ты сделал, в море.
— Я не всегда такой умный, как себя считаю, — отозвался Кикаха.
— Нужно принять во внимание еще один момент, — продолжала Подарга. — Даже если твой рассказ только полуправда или чистая ложь. Но я давно планировала отомстить тишкетмоакам за то, что они убили несколько моих птиц, а других посадили в клетки, словно они обыкновенные звери. Они начали это делать, когда трон унаследовал нынешний правитель, Коцхамл. Это произошло всего три года назад, и с тех пор он пренебрегал древним взаимопониманием между своим народом и мной. В своем безумном решении добавить образчики в этот свой зверинец и поставить набитые чучела в том музее, — он повел против нас настоящую войну. Я послала передать ему, чтобы он немедленно прекратил, а он заточил моих посланниц. Он сумасшедший, — он обречен!
Подарга продолжала говорить. Она явно устала от разговоров с орлицами и истосковалась по чужакам с интересными новостями. Теперь, когда Кикаха принес, вероятно, самую волнующую новость из всех когда-либо услышанных ею, помимо призыва штурмовать дворец Господа три года назад, она хотела говорить и говорить, не переставая. Так она и поступала с таким пренебрежением к чувствам своих гостей, какое мог продемонстрировать только абсолютный монарх. Она велела принести поесть и выпить и присоединилась к ним за большим столом. Они были рады подкрепиться, но через неним за большим столом. Они были рады подкрепиться, но через некоторое время Анану стало клонить в сон, а Кикаха лишь еще больше оживился.
Он намекнул Анане, что было бы мудрым, если бы она легла спать. Она догадалась, что он имел в виду, но никак это не прокомментировала. Она поднялась и, пройдя к аэролету, вытянулась на полу на представленном Подаргой ковре.
14
Когда она проснулась, то увидела спавшего рядом с ней Кикаху. Его курносое длинногубое лицо походило на младенческое, но дыхание воняло вином, и от него пахло какими-то экзотическими духами.
Он вдруг перестал храпеть и открыл один глаз.
Его радужную оболочку пронизывали тонкие красные молнии вен. Он ухмыльнулся и проговорил:
— Доброе утро! Хотя, по-моему, сейчас ближе к полудню.
Затем он сел и похлопал ее по плечу.
Она дернулась от его прикосновения. Он улыбнулся еще шире.
— Неужели возможно, что высокомерная супербаба—Господь, Анана Ослепительная, может быть, чуточку ревнует? Немыслимо!