— Правильно, немыслимо, — подтвердила она. — Какое мне может быть дело? Как? Почему?
Он потянулся и зевнул.
— Это ты уж вычисляй сама. В конце концов, женщина, если ты даже и отрицаешь, что ты человек, хотя мы находились в тесном, почти интимном контакте, — если мне позволительно так выражаться, а мне позволительно, хотя я всего лишь повторяю сказанное тысячами других. Я не могу не привлекать тебя, даже если ты испытываешь при этом некоторое презрение к себе за то, что считаешь лаблаббия в каком-то смысле привлекательным.
— Тебя какие-нибудь женщины пытались когда-нибудь убить? — зарычала она.
— По меньшей мере, дюжина. Фактически, я подошел ближе к смерти от ран, нанесенных женщинами, чем всеми великими воинами, вместе взятыми.
Он нащупал два шрама под ребрами.
— Дважды они очень близко подошли к свершению того, что не могли сделать и самые решительные мои враги, и обе утверждали, что любят меня. Меняю такую любовь в любое время на открытую чистую ненависть.
— Я тебя, конечно, не люблю, но и не ненавижу, — высокомерно заявила она. — Я — Господь, а ты…
Ее прервала орлица, сообщившая, что Подарга хотела бы поговорить с ними, пока они завтракают. Орлица расстроилась, когда Анана ответила, что она сперва хотела бы принять ванну, и нет ли среди всех сокровищ какой-нибудь косметики, духов и тому подобного. Кикаха слегка улыбнулся и сказал, что отправиться к Подарге и примет ответственность за ее непоявление сразу же на себя. Орлица зашагала на негнувшихся ногах впереди Ананы в тот угол пещеры, где разукрашенный филигранью комод содержал все, что ей требовалось.
Подарга не проявила недовольства опозданием Ананы, поскольку думала о других вещах. Она поздоровалась с Кикахой так, словно испытывала к нему большое уважение, а затем сказала, что у нее есть кое-какие новости. На рассвете прилетела орлица с рассказом об огромном флоте воинов на реке, называемой Петчоттакл. Это был широкий и извилистый поток, тянувшийся вдоль опушки Леса Деревьев со Многими Тенями.
По реке двигалось свыше ста длинных лодок примерно по пятьдесят воинов в каждой. Так что флот насчитывал около пяти тысяч краснобородых, называвших себя Тиуда, т. е. Народ. Кикаха сказал, что он слышал о них от тишкетмоаков, жаловавшихся на них, на участившиеся набеги краснобородых на пограничные посты и городки. Но что собирался предпринять флот таких размеров?
Наверняка это должно означать набег на сам Таланак, и его осаду.
Она ответила, что Тиуда пришли с огромного моря на западе, за Сверкающими Горами. Кикаха сказал, что он еще не пересекал Сверкающие Горы, хотя давно собирался. Но он знал, что это море примерно в тысячу миль длиной и примерно в триста — шириной. Он всегда думал, что на его берегах жили индейцы, люди вроде тех, что обитали в прериях.
Подарга, довольная широтой своих знаний и сил, отозвалась что нет — ее орлицы докладывали, что давным-давно там жили оперенные шапки — индейцы, но потом Джадавин впустил с Земли племя высоких светловолосых людей с длинными бородами.
Они поселились на восточном берегу, построили городки-крепости и корабли. Со временем они покорили и поглотили темнокожее население. Сперва темнокожие были рабами, но в конце-концов стали равными и слились с Тиуда, но с искажениями и многочисленными аборигенными заимствованиями.
Восточный берег моря был федерацией под совместным правлением королей: Браки — означавшим Борьба, и Саурги — Печаль. Но произошла долгая и тяжелая гражданская война, и Браки пришлось бежать с кучкой верных воинов и женщин.
Они перевалили через Сверкающие Горы и поселились вдоль верхнего течения реки. С годами их сила и численность увеличилась, и начались их налеты на тишкетмоакские посты, речные суда, а иногда и караваны. Они часто сталкивались с полуконями, и не всегда побеждали их, как побеждали всех других врагов, но по большей части они преуспевали.
Тишкетмоаки выслали несколько карательных экспедиций, одна из которых уничтожила приречной городок, жителей же изрубили на куски, а теперь все выглядело так, словно краснобородые предприняли крупный шаг против народа Таланака. Они были дисциплинированными, высокими, свирепыми воинами, но явно не представляли себе ни размеров страны, против которой двинулись в поход, ни ее обороны.
— Возможно, — согласился Кикаха. — Но к тому времени, когда они доберутся до Таланака, они обнаружат, что оборона сильно ослаблена. К тому времени мы атакуем и, наверное, завоюем Нефритовый Город.
У Подарги мигом пропало хорошее настроение.
— Сперва мы нападем на краснобородых и рассеем их, как воробьев перед ястребом! Я не буду мостить им дорогу!
— А почему бы не сделать их своими союзниками? — предложил Кикаха. — Битва против Колокольников, тишкетмоаков и дракландцев будет нелегкой, особенно если учесть имеющиеся у них аэролеты и лучеметы. Нам понадобится вся помощь, какую мы только сможем заполучить. Я предлагаю привлечь их на нашу сторону. Добычи и убийств хватит на всех. Там всего этого более чем достаточно.
Подарга поднялась с места и одним взмахом крыла смахнула на пол столовую утварь. Ее великолепные груди вздымались и опускались от ярости.
Она прожгла его взглядом бешеных глаз, из которых начисто испарился разум. Кикаха не мог внутренне не съежиться, хотя встретил ее лицом к лицу достаточно храбро. Он сказал:
— Пусть краснокожие убивают наших врагов и умирают за нас. Ты утверждаешь, что любишь своих орлиц, ты называешь их своими птичками. Почему бы не спасти множество их жизней, усилив себя краснобородыми?
Подарга завизжала на него, а потом начала бесноваться и понесла уже сущий бред. Он понял, что допустил серьезную ошибку, не соглашаясь с ней по всем пунктам, но было слишком поздно исправлять причиненный вред. Более того, он почувствовал, как его собственный рассудок скользит по внезапно сорвавшейся ненависти к ней и ее надменным, нечеловеческим жестоким повадкам.
Но он сумел успокоить свой гнев, прежде чем тот смог увлечь его в прах, из которого не восстает ни один человек, и сказал:
— Я склоняюсь перед твоей высшей мудростью, не говоря уже о силе и могуществе, о, Подарга! Будь по-твоему, как и… должно быть!
Но после этого он пребывал в задумчивости и решил снова поговорить с Подаргой, когда она покажется более разумной.
Первое, что он сделал после завтрака, это вывел аэролет из пещеры и поднялся на тысячу семьсот метров — к вершине монолита. Затем он пролетел над вершиной горного пика — высоким хребтом неподалеку от края монолита. Здесь они с Ананой сидели в аэролете и громко говорили о том, что недавно произошло, а также соскальзывали в описание входа в пещеру Подарги. Он включил радио, чтобы их разговор передавался во всеуслышанье. Когда прошло несколько часов, Анана притворилась, будто только что заметила, что радио включено.
Она жестоко обругала Кикаху за такую неуклюжесть и глупость и выключила его.
Индикатор показывал точки двух аэролетов, приближавшихся с края монолита, поднимавшегося из центра Индейского уровня, оба прилетели из дворца Господа на вершине пикового монолита планеты.
Поскольку оба аэролета обнаружили, несомненно, их своими приборами, они обнаружат и район, где исчезла их дичь. Кикаха повел аэролет на высшей скорости обратно к краю уровня и дальше вниз. Он парил перед входом в пещеру, пока из-за края не выскочил первый из двух преследователей. Тогда он резко кинул машину в пещеру и через туннель, не обращая внимания на скрежет.
После этого они могли только ждать.
Большие проекторы и ручные лучеметы находились в когтях орлиц, планировавших взад-вперед на некотором расстоянии над пещерой. Когда они увидели два аэролета, то так и рухнули с зеленого неба.
Колокольники, несомненно, заметят над собой орлиц. Но не обратят на них внимания. Опознавши их, они сосредоточатся на стрельбе внутрь пещеры.
Тем, кто был в пещере, не пришлось долго ждать.
Одна орлица, держа в клюве лучемет, прилетела с докладом… Колокольники, по трое на каждом аэролете, были полностью захвачены врасплох. Их зажарили, а машины плавали там, где их остановили, совершенно невредимые, за исключением нескольких сгоревших сидений и расплавленного здесь и там металла.