Но ещё больше её бесило, что она никак не может отделаться от навязчивых картин, что начали появляться перед её мысленным взором. Она не могла отделаться от образа Игоря Амурского, разгуливающего в трусах по её кухне. Равно как и от образа его младшего брата, валяющегося на её подушках.
Это было чертовски неправильно! Приличным девушкам полагалось думать только об одном прекрасном принце, а не метаться между двумя! Тем более, что её предпочтения и симпатии никак не могли склониться к одному из братьев, а упорно болтались в точке равновесия между ними.
В конце концов, ну не может же она слепить из них одного человека! Братья так дополняли друг друга, что Тася не могла даже в мыслях отделить одного от другого. О боги, какой стыд! Тася спрятала пылающее лицо за подголовником водительского кресла.
Глава 10
Игорь проснулся от приятного ощущения. Ему казалось, что его кто-то нежно обнимал. Его кровать была жутко неудобной, покачивалась и гудела. Машина! Он в машине. Его подушка чуть шевельнулась, а над ухом послышался лёгкий вздох.
Игорь мгновенно вспомнил, где он и с кем. Секунду назад он спал, уткнувшись мордой в юбку Штази и, наверное, отдавил ей всё, но не посмел пошевелиться, ведь на себе он чувствовал её руки. Она обнимала его и копошилась в его волосах. Игорь готов был всю оставшуюся дорогу прикидываться спящим, лишь бы она не останавливалась.
Что это? Она просто играет? Ей любопытно? А может ли быть, что Игорь может быть ей интересен? Ведь женщины не будут гладить по голове того, кто им совершенно не нравится, правда?
Если бы ей было неприятно, она бы скорее всего разбудила его. Но нет. Она не только не разбудила, но и отстегнула его ремень, чтобы он мог улечься на её бёдрах. О эти бёдра… Он мечтал о том, чтобы дотронуться до Штази, и чтобы она касалась его. И вот, пожалуйста, он обнимает её колени, а её тонкие пальчики запутались его волосах.
Но самым крышесносным было то, что он ощущал ее с запах. Женский запах. И от этого всё его тело напряглось. Он отчаянно надеялся, что Штази не посмотрит туда, где брюки стали ему чертовски тесны. Он чувствовал, как крылья его носа трепещут, вбирая этот аромат. Игорь наслаждался им.
Ему нравилось всё, что происходило сейчас. Мягкость бёдер девушки, нежность её пальцев, эта тишина вокруг них. Игорь чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Он не видел, но знал — Олег поймал Штази за этим занятием. Поймал и молчал. А Игорь просто наслаждался.
Какое-то время Штази забавлялась с его волосами, но потом вдруг вздрогнула и убрала руку. Это вызвало у Игоря острое чувство потери. Он полежал на её ногах еще немного, чтобы сделать вид, будто ничего не заметил, а потом изобразил пробуждение.
Игорь был прав. Когда он поднялся, брат бросил на него очень многозначительный взгляд. Игорь ответил тем же. В этот момент в головах обоих братьев пронеслась одна и та же мысль. Мысль, которую раньше они не допускали. Мысль о том, что Штази не так холодна, как хотела показать. Глупая надежда, безумная, что она может их принять. Немыслимо. Но всё же теперь Игорь уже не мог отказать себе в том, чтобы попытать счастье.
До самого конца поездки в машине царила полная тишина. Девушка поняла, что её поймали на горячем, и напряжённо сидела, не произнося ни слова. Ни Олег, ни Игорь не пытались с ней заговорить. Братья обменивались многозначительными взглядами через зеркало, на этом их общение тоже остановилось. Машина полна статическим электричеством, оно потрескивало в воздухе.
Штази вжалась в дверь, пытаясь отодвинуться от Игоря как можно дальше. Мужчина не пытался приблизиться к ней. Но все трое чувствовали, что с ними что-то произошло. Что-то очень важное, и как раньше уже никогда не будет.
Они подъехали к отелю в Майнце уже в глубоких сумерках. Штази выпрыгнула из машины, как будто та была объята пламенем. Она убежала в свой номер так быстро, как только смогла. Девушка старалась не смотреть на братьев, а с её щёк не сходил очаровательный румянец. Игорь видел, что Олег тоже следит за девушкой прищуренным взглядом.
Амурские поднялись в свой номер. Игорь судорожным движением расслабил галстук, который мешал ему дышать. Он влетел в номер и застыл посередине, не зная, что дальше делать. Олег зашёл за ним, захлопнул дверь и с протяжным выдохом прислонился к ней спиной. Помолчав секунду, Игорь вдруг выпалил:
— Я пойду к ней!
Игорь порывисто сорвался с места в сторону двери, но Олег не сдвинулся с места.
— Подожди, дай ей подышать!
Игорь фыркнул и вцепился себе в волосы, но понял, что в словах его брата есть смысл. Олег всегда лучше разбирался в том, что чувствуют другие люди, и Игорь привык доверять ему в этом. Игорь вообще привык доверять ему во всем.
Два брата, родившиеся с разницей в четыре минуты, они были вместе с самого детства. Более того — братья были акушерским уникумом. Вы утробе матери они делили на двоих одну плаценту и один плодный пузырь. Врачи потом называли это какими-то заумными словами. Их мать только и запомнила «моно-моно».
Она рассказывала, что беспрестанно бегала по обследованиям, потому что врачи постоянно пугали её тем, что пуповины детей могут перепутаться, и братья задушат друг друга. Акушеры говорили, что вероятность такого исхода почти двадцать пять процентов. Особенно, ближе к родам.
К концу срока беременности дети становятся слишком большими и активными, что существенно увеличивает риск того, что один из братьев сдавит пуповину другого, или они просто намотают пуповины друг другу на шеи. Не находя на УЗИ отдельных плодных пузырей для каждого ребёнка, врачи даже какое-то время боялись, что братья будут сиамскими близнецами. Игорь не представлял, сколько ужаса испытала их мать за время беременности. Но все обошлось.
Врачи не позволили доносить их до конца срока, и Братья Игорь и Олег Александровичи Амурские родились путем кесарева сечения на тридцать четвёртой неделе. Два совершенно здоровых, крепких, крикливых пацана. Игоря вытащили первым, поэтому Олег всегда со смехом оспаривал его старшинство, утверждая, что тому просто повезло попасться врачу на глаза первым. Игорь не возражал. Только ухмылялся.
Братья росли, обняв друг друга, это было видно на снимках УЗИ. Еще в утробе матери они стали неразлучны. Возможно, тогда и зародилось эта их тесная связь? Ещё в роддоме они оба орали и отказывались спать в разных люльках. Братья крепко держались друг за друга и потом.
Мальчики росли в не самой обеспеченной семье и в полной мере на себе ощутили голодные девяностые. На двоих у них было всё. Тарелка каши, которую они делили всегда поровну, не пытаясь отнять друг у друга побольше; одежда, которую мать надевала на них; игрушки, которыми они играли вместе.
Родители рассказывали, что братья ни разу не поссорились из-за того, кому будет принадлежать та или иная вещь. У них просто не возникало такого вопроса. Вещь будет их, их обоих. В то время, как их ровесники лупили друг друга лопатками по голове, чтобы отнять ведерко в песочнице, братья делились друг с другом всем.
Когда им было по четыре года, у них был даже свой собственный язык, который не понимал больше никто. Потом они забыли его, но способность понимать друг друга с полуслова осталось. Иногда им было достаточно посмотреть друг на друга, чтобы понять, о чём думает второй брат.
Их никогда не беспокоило то, что их одинаково одевали, одинаково стригли и одинаково причёсывали. Им даже не было обидно, что их с трудом различает родная мать. Их вполне устраивало быть одинаковыми. Они принимали свою одинаковость и просто жили с ней.
Братья всегда были вместе, всегда рядом. На горшках в детском садике, за школьной партой, у боксерских груш в спортивном зале, в студенческом общежитии. Они никогда не разделяли одежду, висящую в шкафу, велосипеды, стоящие в коридоре, тетради и книги, которыми пользовались в школе. У них всё было общим.