Настрой провести вечер с пользой не пропал, даже наоборот – не придется тратить время на дорогу, а езда в подъемнике в окружении других виаторов – это всегда неловко. И обратно пришлось бы добираться… в общем, есть плюс в отключении подъемника. Но и минус есть тоже, ведь наверху обитали только виаторы, шанс встретить симпатичного незнакомца и после бурной ночи расстаться с ним навсегда стремился к нулю. А у Эль в прошлом уже был неприятный опыт, который наглядно показал: выбирать лучше именно незнакомцев.
Обнимая себя за плечи, девушка вернулась к замку, прошла через парк и оказалась возле россыпи горных домишек. В основном это кафе и бары для местных, но чуть дальше – частные владения. Преподаватели в Глетчерхорне часто менялись, порой прилетали на несколько лекций, словно рок-звезды, и исчезали, или их огромные лица читали текст через экран проектора. Но некоторые обитали возле замка на постоянной основе. Кто-то жил в отдельном преподавательском крыле, а кто-то – в отдельном доме. Удобно, если семья большая, и вертолетная площадка под боком.
Эль выбрала бар «Ледяной», потому что обожала швейцарский колорит. Все это обилие старого дерева, тяжелая мебель, запахи… девушка скинула куртку, прошла к барной стойке и запрыгнула на высокий стул. Местные бары обслуживались обычными людьми, они работали за деньги. Насколько Эль знала, в Комиссии существовало целое рекрутинговое направление. Если коротко, то нанимали за большие деньги тех, кто потом не станет болтать, ибо есть контракт, который дает виаторам право вторгаться в память человека. Этакая видимость строгости и правил, хотя на деле любой виатор может осуществить вторжение и без контракта, это сложно отследить. Но здесь все-таки дела Комиссии замешаны, оттого много правил и официоза.
– Что вам налить? – спросил симпатичный бармен.
– Водку с тоником.
– Ух! Брутально!
Эль улыбнулась, принимая напиток из рук бармена, но дальше улыбки дело не зашло: парень поспешил выполнять другой заказ. Что ж, он еще вернется, а пока можно полюбоваться другими гостями бара… взгляд Эль скользил по темному помещению, ни на ком толком не останавливаясь. Фоном играла музыка, что-то из классического рока семидесятых, баллада о любви, способной перевернуть мир. Ох уж эти романтичные рокеры, умеющие подбирать нужные для девочек слова. В целом в «Ледяном» было людно, в вечер выходного дня иначе и быть не может. В баре два этажа, позже можно будет прогуляться…
Стул рядом с Эль отодвинулся, но обрадоваться девушка не успела, потому что этот сосед слабо кивнул и знакомым голосом сказал:
– Я все сделал по инструкции. Что будет дальше?
Раздраженная Эль выпила водку с тоником залпом и с грохотом опустила стакан на барную стойку. Фаустино де Веласко жестом подозвал бармена и попросил повторить в двойном размере, заказав напиток и для себя.
– Дальше я сама тебя найду, – ответила Эль. – Необязательно преследовать меня и приставать с расспросами. Извлечение запланировано, оно не произойдет раньше по одному твоему желанию, это так не работает, – а еще Эль не бралась за несколько дел сразу, ведь это тянуло за собой конфликт извлеченных подсознаний. Биполярное расстройство в квадрате, одним словом, а Эль и без квадрата вполне себе хватало впечатлений.
– Я думал, ты найдешь меня сегодня.
– Сегодня я занята.
– В баре?
Эль мысленно закатила глаза: настырный какой! Стыд за извлечение отошел на второй план, да и случилось это давно, поэтому Эль резко развернулась, собираясь объяснить Фаустино де Веласко, что трогать людей, которые пытаются расслабиться в баре, не стоит.
Но все слова исчезли, как только Эль увидела лицо парня.
Так близко и в то же время недостаточно близко. Эль тяжело сглотнула, глядя на Фаустино каким-то новым взглядом, и перед ней открылся целый мир, полный ярких красок, случился взрыв и зарождение сверхновой. Этот парень всегда был таким красавчиком? Как могла она раньше не замечать такие губы? И эти глаза цвета растопленного шоколада, и длинные ресницы, и упрямый подбородок… но главное, конечно, губы. Такие полные, с красивым, совершенным даже, абрисом. Такие губы просто обязаны заниматься всякими грязными штучками, а не прикладываться к бездушному стакану с тоником.
Эль бросило в жар, когда Фаустино поймал ее взгляд. Эль не могла думать, она уже ничего не могла, только заерзала на стуле и плотнее сжала ноги. И привычка Фаустино смотреть в упор не делала ситуацию проще, а наоборот, все усугубляла. Эль и сама не заметила, как нырнула в омут этих сумасшедше-шоколадных, таких притягательных глаз. И музыка, играющая на заднем плане, не помогала, ведь солист хриплым голосом пел про жаркие ночи в объятьях любимой.