Но, хотя в пиццерии ему вполне нравилось, Уэйтс был не лишен амбиций. Он стал приглядываться к музыкальному бизнесу и пытался понять, как ему пробраться отсюда туда. «Я помню, как я работал в ресторане, — много позже рассказывал он Кристин Маккена, — слушал всю эту музыку из музыкального автомата и думал, как бы и мне попасть туда, сбросить фартук и поварской колпак и пройти весь тот длинный сложный путь, чтобы и мой голос звучал из этого ящика».
***
ГЛАВА 4
Я жил в небольшом городке, — рассказывал Уэйтс Иэну Уокеру, — мои друзья вкалывали на авиазаводе, шли служить во флот или работали в барах. Я же хотел, чтобы у меня были крылья и я мог улететь оттуда. Как ребенок, я мечтал, что мои песни, будто в сказке, унесут меня в Нью-Йорк, я буду стоять за кулисами клуба и... вот-вот, через пять минут я на сцене».
После пиццерии Уэйтс провел четыре-пять лет на всевозможных малоинтересных работах. «Однажды я работал в ювелирном магазине и, когда уходил, прихватил с собой золотые часы. Я понял, что сами они мне их не дадут — я ведь проработал там всего полгода». Он также развозил мороженое («Самое тяжелое в этой работе было то, что потом всю ночь у меня в голове звенел колокольчик, которым я зазывал покупателей»).
Примерно в это же время Уэйтс начал писать и собственные песни — поначалу на разбитом пианино, которое купил отец, затем на гитаре «Gibson» своей подружки. И хотя позднее от плодов этих своих ранних опытов Уэйтс отказался, долгие ночные смены, готовка пиццы и слышанные им разговоры клиентов — все это давало живой материал для первых песен.
Пользуясь своей незаметностью на работе (кто он? так, обслуга...), Уэйтс ничего не упускал из виду, выуживая из ежевечернего шума обрывки разговоров и нелепые пьяные бредни — все сгодилось в будущем. Он как бы вписывал себя куда-то на задний план картин Эдварда Хоппера (Американский художник (1882-1967).). На переднем были одинокие служаки, стремящиеся загнать всю свою жизнь в 48-часовую увольнительную в уютной, ярко освещенной пиццерии — оазисе теплого манящего неона в бесконечном мраке ночи.
Именно за мытьем посуды и раздачей пиццы в «Наполеоне» подросток Уэйтс улавливал нюансы и влияния, персонажей и ситуации, которыми пропитаны его ранние песни. Заманчиво предположить, что впитывал он это бессознательно, постепенно все больше и больше погружаясь в сиюминутную жизнь. На самом деле процесс этот был не столько случайным, сколько обдуманным: «Я начал записывать разговоры людей у барной стойки. Составляя их вместе, я вдруг услышал в них музыку».
Моряки в «увольнительной на берег» — ностальгия по этому ощущению вылилась на альбоме «Swordfishtrombones» в песне, которая так и называлась «Shore Leave», — наводняли город в поисках выпивки, удачи и секса. Однако в то время, когда Уэйтс работал в «Наполеоне», к безудержному безумию солдат на отдыхе примешивалась и щемящая нотка — острое осознание того, что война во Вьетнаме всасывает десятки тысяч таких, как они, молодых американцев. К моменту 16-летия Тома Уэйтса президент Джонсон принял решение пойти на эскалацию войны и начать операцию «Раскаты грома». Он пытался заставить Северный Вьетнам подчиниться, обрушив на него шквал ковровых бомбардировок. Потребовалось еще, однако, восемь долгих лет и 60 тысяч жизней молодых американцев, чтобы война во Вьетнаме была остановлена.
Разнося пиццу, убирая посуду, просто болтаясь по залу, Уэйтс смотрел и слушал. Романтики вокруг было немного: «Наполеон» считался заурядной забегаловкой, где направлявшиеся воевать молодые ребята набивали себе желудки перед тем, как отправиться в бары и бордели. Однако у Уэйтса были чуткое ухо и твердое ощущение, что все это ему может пригодиться. Поэтому, отодвинув в сторонку мечты и амбиции, он в эти долгие вечера посреди пива и пиццы впитывал в себя грязную болтовню и шуточки клиентов. Уэйтс оказался хорошим слушателем. И ему повезло.
Сам Уэйтс призыва сумел избежать. «Такой у меня был лотерейный билет, — говорил он в интервью Сильвии Симмонс в журнале «Mojo». — Три года я работал пожарным, затем лесником на границе Мексики и Калифорнии. Я научился рыть нору в земле и прятаться там от пожара. Никогда, правда, не приходилось этим пользоваться, но я готов!»
Гэвину Мартину Уэйтс дал несколько более подробное и шутливое «объяснение» того, каким образом сумел избежать призыва: «Я был в Израиле, в кибуце. Нет, не был, это неправда. Я был в Белом доме, работал там помощником. И родители написали записку, как в школе: „Уважаемый господин президент. Том сегодня болен и прийти не сможет"».