Уэйтс на записи как бы «аккомпанирует» неизвестному бродяге. Вместе они дуэтом поют монотонно повторяющуюся фразу «Jesus' blood never failed me yet», а роскошная оркестровка Брайерса придает этой строчке щемящее, трогательное достоинство. Эффект гипнотический и вместе с тем тревожный, напоминающий «Slush»— последний трек, записанный Bonzo Dog Band перед распадом. Там раздражающий стаккатный смех повторяется бесконечно, пока не превращается в ужас, в кошмар, а на фоне его звучит мощный оркестр…
В газете «The Sunday Herald» в 2004 году Гэвин Брайерс вспоминал о записи «Jesus' Blood…» с Уэйтсом в 1993 году: «Он пел под звучащую у него в наушниках запись, губы плотно прижаты к микрофону; в студии кроме меня больше никого не было. Ощущение было такое, будто я нахожусь в компании одного из великих блюзовых певцов прошлого. Он пел с закрытыми глазами, выстраивая фразу, повторяя ее пять-шесть раз, пока не переходил к следующей идее. Иногда получалось тонко и нежно, иногда мощно и даже зло… Во время записи мне ясно были видны все сильные стороны его музыкального дарования: безукоризненное чувство ритма, прекрасно сфокусированная интонация, врожденный музыкальный ум и дикция — четкая, как у Фрэнка Синатры…»
Уэйтс искренне полюбил оригинальную версию песни, пропетую слабым, тихим голосом бездомного бродяги. Но особо дорого ему относительно свежее воспоминание о том, как однажды, на дне рождения его жены Кэтлин, когда гости уже практически разошлись, из радиоприемника вдруг раздался голос бродяги, поющий «Jesus' Blood…». Том и Кэтлин сидели, взявшись за руки, пока песня «не осела, как вечерняя пыль».
В это почти невозможно поверить, но новая версия «Jesus' Blood Never Failed Me Yet», на которой Уэйтс поет дуэтом с давно забытым бродягой, в 1993-м была выпущена и синглом. В чарты она, правда, не попала. Еще более поразительно, что альбом был номинирован на премию «Меркури» 1993 года, хоть и уступил в борьбе за нее группе Suede.
Еще десятилетие спустя «Jesus' Blood Never Failed Me Yet» была включена в альбом «Gavin Bryars: A Portrait» и по этому релизу номинирована на «Грэмми» в категории «Лучший мужской рок-вокал». Нарочно не придумаешь, честное слово… (Правда, премия опять ей не досталась.)
Многие годы Уэйтс занимал свою постоянную нишу где-то на левых задворках мейнстрима, в собственной музыкальной вселенной, полной черных дыр и едва заметных спутников. Многие годы «Jesus' Blood Never Failed Me Yet» не покидала его с проигрывателя. Еще одной любимицей семьи была Агнес Бернелл[221] с неподражаемой первой строкой из песни: «Father's lying dead on the ironing board, smelling of Lux and Drambuie» («Отец лежит мертвый на гладильной доске, пахнет мылом и драмбуйе»)[222]. Нередко, когда его просят назвать любимую пластинку, Уэйтс тянется к полке с надписью «Странности». А если от него не отстают и требуют сказать, какую музыку он слушает теперь, он дает неизменный ответ: «Ramayana Monkey Chant» («Обезьянье пение Рамаяны»).
Журналисты чешут в затылке, но понимания им это не прибавляет, пока, наконец, Уэйтс не смилостивится и не пояснит: «Один парень как-то нашел в джунглях ритуал тамошних жителей: они рассаживаются концентрическими кругами и восстанавливают в пении и танце историю о том, как однажды племя их спасли обезьяны… Обезьяны спустились с деревьев и убили захватчиков. Рамаяна. Обязательно найдите. Ничего похожего вы не слышали».
Ну и, как всегда, эти его меткие реплики. Сочащиеся едкостью и остроумием, они мгновенно просятся в сборник цитат. Поклонники собирают их и называют «уэйтсизмами». Вот пара примеров:
«Дьявола нет, есть только Бог, когда он пьян» (Робину Уильямсу эта фраза настолько понравилась, что он даже включил ее в свои выступления).
«У меня с алкоголем проблем нет, разве что когда выпью».
«Все, кто мне нравится, либо на том свете, либо больны».
«Нужно шевелиться, машину на ходу собака не обоссыт».
«Я настолько беден, что даже не могу отплатить вам вниманием».
И самый известный, наиболее часто цитируемый его перл: «Champagne for my real friends, real pain for my sham friends»[223]. На самом деле Уэйтс никогда не приписывал себе авторство этого высказывания, хотя оно неразрывно с ним связано. В 1998 году специалист по цитатам Найджел Рис установил его происхождение: «Тост эдвардианских времен, который ирландец [художник] Фрэнсис Бэкон унаследовал от своего отца».
Странно, что, при скудости остроумия в наши дни, «уэйтсизмы» не вошли в словари цитат. В алфавитном списке между поэтами Джоном Уэйном и Дереком Уолкоттом — зияющая пустота. Хотя в один такой цитатник, «The Pan Dictionary of Contemporary Quotations», два его перла — о собаке и движущейся машине и об алкоголизме — все же проникли.
Несмотря на прохладный прием критикой саундтрека «Ночь на Земле», сам факт появления нового альбома Тома Уэйтса был замечен, и выход его в мае 1992 года можно считать началом культа Тома Уэйтса.
Не такие организованные, как мормоны, и не такие преданные, как последователи «преподобного» Джима Джонса в Гайане, приверженцы этого культа фанатеют тихо, тщательно отслеживая каждый шаг великого Уэйтса. Корни культа Тома Уэйтса — в эрудиции и энциклопедических знаниях лидера. Принадлежность к культу — дело тайное, его ритуалы загадочны, а цель абсолютно туманна.
Попивая пенистый капуччино или потягивая предобеденный херес, члены культа тщательно просеивают все мельчайшие подробности вступившей уже в третье десятилетие карьеры. В ту невинную доинтернетовскую эпоху к пожелтевшим газетным вырезкам отношение было такое же трепетное, как к щепке подлинного креста. А на громоздких видеомагнитофонах с почтением смотрели подернутые рябью черно-белые видеозаписи. Уэйтс размахивал руками и бегал по давно забытым сценам — ощущение такое, будто наблюдаешь за снятым через метель старинным баскетбольным матчем.
Те счастливчики, кому довелось побывать когда-то на древних уже концертах, считались первоапостолами… «Уэйтсизмы» заменили Евангелие… Был составлен список часто задаваемых вопросов («Снимался ли Том Уэйтс в фильмах «Чужой: Воскрешение», «Город потерянных детей» и «Имя розы»?»). Вопрос правомерен… хотя на самом деле во всех этих фильмах играл Рон Перлман, удивительным образом похожий на Уэйтса. Перлман потом стал звездой телесериала «Красавица и чудовище» — не в роли красавицы.
А предмет культового поклонения тем временем продолжал двигаться вперед и вверх. Иногда его заносило в сторону, но назад он не шел никогда. Подход Тома Уэйтса к слову и к миру был искривленный и своеобразный. Его оружие — всегда готовые остроты с изрядной примесью цинизма. Его арсенал — безграничный лексикон и голова, набитая самыми разными тайными знаниями. Но главное, в тире Тома Уэйтса стрелять можно было куда угодно и как угодно.
Наконец, вскоре после выхода «Ночи на Земле» в 1992 году поступило официальное сообщение. В пресс-релизе говорилось: «Песни из спектакля «Черный всадник» станут основой альбома, который выйдет весной 1993 года. Однако ранее, уже осенью нынешнего года, появится не имеющий еще названия альбом нового материала».
В воздухе повисло ожидание. Уэйтс был, конечно, что называется, певцом на любителя, но он все больше и больше обретал репутацию артиста, осмеливающегося идти туда, куда не решаются заглянуть остальные. Традиционных рок-исполнителей все больше теснил очередной взрыв интереса к танцевальной музыке, гараж-року и хип-хопу. Сэмплирование сняло все барьеры и стало источником взаимного раздражения. Однако такой необычный мастер, как Том Уэйтс, из-за своих внезапных поворотов и упрямой решимости по-прежнему вызывал к себе немалый интерес.
221
Актриса и певица (1923–1999), урожденная немка, большую часть жизни прожила в Британии; в годы войны работала на радио, вещавшее на солдат вермахта, записала несколько пластинок с музыкой кабаре Веймарской республики.
222
Так называется один из альбомов Агнес Бернелл. Не могу удержаться от того, чтобы не привести название еще одного: «Mother, the Wardrobe is Full of Infantrymen» — «Мама, шкаф полон пехотинцев».
223
В переводе — «Шампанское для настоящих друзей, настоящая боль для фальшивых друзей» — игра слов Champagne — sham теряется.