| Thinks I, Captain Peleg must have been drinking something to-day. |
Да, думаю я, видно, капитан Фалек сегодня хлебнул лишку. |
| At last the anchor was up, the sails were set, and off we glided. |
Наконец якорь был поднят, паруса поставлены, и мы заскользили прочь от берега. |
| It was a short, cold Christmas; and as the short northern day merged into night, we found ourselves almost broad upon the wintry ocean, whose freezing spray cased us in ice, as in polished armor. |
Был холодный, короткий день святого рождества; и когда скудный северный дневной свет незаметно сменился ночною тьмой, мы оказались затерянными в студеном океане, чьи смерзшиеся брызги скоро одели нас льдом, словно сверкающими латами. |
| The long rows of teeth on the bulwarks glistened in the moonlight; and like the white ivory tusks of some huge elephant, vast curving icicles depended from the bows. |
В лунном свете мерцали вдоль борта длинные ряды китовых зубов и, словно белые бивни исполинского слона, свешивались на носу гигантские загнутые сосульки. |
| Lank Bildad, as pilot, headed the first watch, and ever and anon, as the old craft deep dived into the green seas, and sent the shivering frost all over her, and the winds howled, and the cordage rang, his steady notes were heard,- |
Первую вахту возглавлял в качестве лоцмана тощий Вилдад. И всякий раз, когда старое судно глубоко ныряло в зеленые волны, вздрагивая всем своим обледенелым корпусом, а ветры завывали и звенели упругие снасти, раздавался на палубе его ровный голос: |
| " Sweet fields beyond the swelling flood, Stand dressed in living green. So to the Jews old Canaan stood, While Jordan rolled between." |
За волнами, за бурями, в краю обетованном Раскинулись цветущие поля Так пред иудеями за древним Иорданом Лежала Ханаанская земля. |
| Never did those sweet words sound more sweetly to me than then. |
Никогда еще эти слова не казались мне так хороши. |
| They were full of hope and fruition. |
В них звучала надежда и свершение. |
| Spite of this frigid winter night in the boisterous Atlantic, spite of my wet feet and wetter jacket, there was yet, it then seemed to me, many a pleasant haven in store; and meads and glades so eternally vernal, that the grass shot up by the spring, untrodden, unwilted, remains at midsummer. |
Ну что с того, что над нами и над всей Атлантикой нависла морозная ночь, что с того, что ноги у меня сильно промокли, а бушлат промок еще сильнее, немало еще солнечных гаваней ожидает нас в будущем, и луга, и лесные прогалины, такие непобедимо зеленые, где поднявшаяся весною трава и в разгар лета стоит все такая же нехоженая, все такая же свежая. |
| At last we gained such an offing, that the two pilots were needed no longer. |
Наконец мы настолько удалились от берега, что лоцман больше уже не был нужен. |
| The stout sail-boat that had accompanied us began ranging alongside. |
К борту подошел сопровождавший нас парусный бот. |
| It was curious and not unpleasing, how Peleg and Bildad were affected at this juncture, especially Captain Bildad. |
Странно и трогательно было видеть, как взволнованы в этот миг были Фалек и Вилдад, в особенности Вилдад. |
| For loath to depart, yet; very loath to leave, for good, a ship bound on so long and perilous a voyage-beyond both stormy Capes; a ship in which some thousands of his hard earned dollars were invested; a ship, in which an old shipmate sailed as captain; a man almost as old as he, once more starting to encounter all the terrors of the pitiless jaw; loath to say good-bye to a thing so every way brimful of every interest to him,-poor old Bildad lingered long; paced the deck with anxious strides; ran down into the cabin to speak another farewell word there; again came on deck, and looked to windward; looked towards the wide and endless waters, only bounded by the far-off unseen Eastern Continents; looked towards the land; looked aloft; looked right and left; looked everywhere and nowhere; and at last, mechanically coiling a rope upon its pin, convulsively grasped stout Peleg by the hand, and holding up a lantern, for a moment stood gazing heroically in his face, as much as to say, |
Ему еще не хотелось уходить, мучительно не хотелось покидать навсегда этот корабль, идущий в долгое, опасное плавание - за оба бурных мыса, - корабль, в который вложены несколько тысяч его прилежным трудом заработанных долларов, корабль, на котором уходит капитаном его старинный товарищ, почти ровесник ему самому, снова пускающийся навстречу всем ужасам безжалостной пасти, -бедному старому Вилдаду очень не хотелось расставаться с этим судном, где каждый гвоздь ему знаком и дорог, и потому он все еще мешкал; он взволнованно прошел по палубе, спустился в капитанскую каюту, чтоб еще раз обменяться там прощальными словами, снова вышел на палубу и поглядел в наветренную сторону, поглядел в широкий, безбрежный океан, ограниченный только невидимыми и далекими восточными материками, поглядел в сторону берега, поглядел вверх, поглядел направо и налево, поглядел туда и сюда, поглядел никуда и наконец, машинально намотав какой-то трос на кофельнагель, порывисто ухватил за руку грузного Фалека и, подняв фонарь, некоторое время героически глядел ему прямо в лицо, будто хотел сказать: |
| "Nevertheless, friend Peleg, I can stand it; yes, I can." |
"И все-таки, друг Фалек, я это выдержу, да, да, выдержу".
|