В течение следующих нескольких месяцев я занимал вакантное место ассистента в палеонтологическом институте и, в рамках проекта Немецкого научного общества Зауэрланда, раскапывал остатки игуанодонов – проще говоря, доставал кости динозавров – в отложениях мелового периода; эти исследования позволили реконструировать необычное скопление костных остатков в районе Брилона. Трезвый анализ моего положения показал: всякие притязания на геологическую и палеонтологическую карьеру в Мюнстере можешь забыть, а это означало: забудь вообще о геологии и палеонтологии и сосредоточься на изучении медицины. Довольно долго я решал, как мне быть с этой проблемой. Мама, как это ни удивительно, находила этот мучительный процесс, продолжавшийся больше полугода, скорее благом, причем я так и не понял: она считала, что это хорошо, потому что я должен был наконец разобраться сам в себе или потому что кто-то наконец обозначил мне границы? Как бы то ни было, она, как всегда, не стала делать из этого трагедию и, как бы вскользь заметив: «Посмотри, может быть, тебе это будет интересно», дала мне статью, опубликованную в Немецкой врачебной газете. Речь в статье шла о немецкой космической программе Spacelab-1 и о медицинских исследованиях, которые проводил в космосе доктор Ульф Мербольд. Действительно, это показалось мне интересным. До того момента я не знал, что эти исследования на борту космического корабля были основаны на работах физиолога Отто Гауэра. Незадолго до своей смерти он представил Европейскому космическому агентству результаты исследований изменения венозного давления в условиях невесомости; эти исследования были продолжены коллегой Гауэра, профессором Карлом Киршем.
Для того чтобы выбраться из затруднительного положения, в каком я оказался в Мюнстере, мне следовало обеспечить себе место обучения, поменять его, разорвать порочный круг, как выражаются нынешние консультанты, причем как можно скорее, и уехать как можно дальше от Мюнстера. Легко сказать, но сделать это было тогда так же трудно, как и теперь, поскольку нужно найти партнера по обмену. И я его нашел в 1984 году в Берлине. Там я раньше был только один раз, незадолго до окончания школы, в 1973 году. Стояла промозглая туманная январская погода, когда мы с классом на пару дней туда приехали. За четыре года до того случая у меня была теоретическая возможность посетить этот разделенный город. В конкурсе сочинений, проведенном организацией католической молодежи Северной Рейн-Вестфалии, моя работа «Мои предсказания на следующие тридцать лет» получила первую премию – поездку в Берлин. Прекрасная награда. К сожалению, я не смог ею воспользоваться, потому что к тому времени мне еще не исполнилось шестнадцати. Зато я получил денежный приз, на который купил новенький мопед, что значительно расширило область моих поездок на поиски окаменелостей в Зауэрланде. Этот серебристый мопед я нарек именем Дино, что мои родители восприняли спокойно, хотя и сдержанно, а одноклассники посчитали чудачеством и тихо посмеивались надо мной. Мои предсказания относительно тридцатилетнего будущего – с 1970 по 2000 год – между прочим по большей части не оправдались; мы не заселили ни Луну, ни Марс и не научились создавать новые нервные клетки введением искусственных медиаторов. Но, может быть, оба предсказания сбудутся через пару-тройку десятилетий.
В круговом обмене, в котором участвовали четыре университета, я смог найти учебное место в Берлине. Студентка-медичка по фамилии Глюк абсолютно не чувствовала себя счастливой в Берлине, и в особенности в Нойкельне, где она проживала, и просто не могла поверить свалившемуся на нее счастью: нашелся человек, который хотел поменяться с ней учебными местами. Она с радостью уступила мне свое место на медицинском факультете Свободного университета и отбыла в Западную Германию. Я же был просто очарован этим обменом и переездом в Берлин, потому что туда же занесло мою первую любовь. Ее отец, известный колбасный фабрикант, продукция которого, украшенная эмблемой в виде мельницы, была очень популярна, смог «организовать» для своей дочки вожделенное место обучения на медицинском факультете Свободного университета. Теперь она жила в уютной старинной квартире на четвертом этаже дома, стоявшего в глубине Гледичштрассе в Шенеберге. Именно туда я приехал с двумя чемоданами в первые мартовские дни 1984 года и скоро съехал оттуда, когда нашел квартиру на Дройзенштрассе, неподалеку от Курфюрстендамм в Шарлоттенбурге. Это мое новое местожительство имело одну астрономическую особенность: один раз в год, в день летнего солнцестояния, около полудня, солнечные лучи падали в окна первого этажа, но только в том случае, если были откинуты створки окон седьмого этажа впереди стоявшего дома. На берлинском наречии эта часть дома называлась садовым павильоном. Маленькая темная двухкомнатная квартирка стала на последующие годы моим убежищем и местом набегов многочисленных друзей из Западной Германии. Оказавшись в Берлине, я наконец пришел к решению, что будет лучше, если я отрешусь от прошлого и начну в темпе заниматься новой карьерой.