Кейну-то что, он всегда спиной к заключенным; делай, как я, — его главный метод обучения. Несомненный лидер с одной-единственной поправкой: вольный лидер среди заключенных. Залетная птица.
— Неважное настроение?
— Что?
Саше не хотелось отвечать на этот дурацкий вопрос. Он ответил бы на него в другом месте и в другое время. Но все же решил не омрачать приподнятого, видимо, настроения «учителя танцев».
— Год торчу здесь, а такого дерьмового настроения у меня еще не было.
Кейн подмигнул ему и, приоткрыв клапан черной рубашки, дал Саше посмотреть на снимок.
Волосы у Котика зашевелились у самых корней. На фотографии были изображены два человека, на одного из которых он даже не посмотрел, — все его внимание, все нервы были направлены на Аллу… В глазах его блеснули слезы — то ли перенапряг глаза, то ли свалилось на него состояние ожидания…
Он не стал спрашивать у Кейна, откуда у него эта фотография — сам расскажет, подобрав для этого удобный момент.
— Так ты говоришь, настроение у тебя — дерьмо? — переспросил Кейн на новый лад, пряча снимок обратно в карман, и заржал как жеребец.
Раздевалкой для приглашенных артистов и труппы Кейна (обычно не больше пяти человек) служило просторное помещение на первом этаже административного здания. Помещение граничило с прачечной, в которой грохотали стиральные и швейные машины, шипели гладильные прессы. Поскольку в представлениях все чаще участвовали приглашенные звезды, а бизнес директора тюрьмы процветал, в гардеробе был установлен кондиционер, возле каждого шкафа поставлена скамейка. В гардероб Кейн вошел через служебную дверь; Саша проник туда через прачечную, в которой в этот час работала смена заключенных из шестнадцати человек. Котик сдержал эмоции, однако короткое восклицание его было переполнено переживаниями и граничило с горячностью:
— Ну, рассказывай! — И через секунду: — Ты видел ее?
— Как тебя сейчас.
Саша прислонился спиной к ящику, ощутив его холод, закрыл глаза… Временами он надеялся увидеть Аллу среди гостей; и он в частых поворотах головы отыскивал среди посетителей, находящихся по ту сторону металлической сетки, образ любимой женщины. И с каждым днем надежды его таяли. Китаец Лю из соседней камеры (срок заключения пятнадцать лет) делился с товарищами радостью: «Моя жена приехала! Я видел ее среди гостей!» Счастливчик Лю . Его маленькая радость стала большим огорчением для других, которые так и не отыскали своих близких среди гостей. И только пара-тройка китайцев да один тайванец разделили его радость. Но скоро она обгорелой кожей сползла с его лица, а сквозь нее просочилась грусть: поначалу робкая, потом мрачная, острая, и наконец — безысходная. С возвращением тебя, Лю, в клуб разбитых сердец!
— Она здесь? Она придет?
Нет, этого мало. Котик испугался своих фантастических мыслей, в которых он пересек множество границ и, оборванный, обмороженный суровыми ветрами, опаленный жгучим солнцем, упал, разбив колени о родную землю. Еще никогда она не притягивала его к себе так сильно.
Сверхчувствительность…
— Она не здесь. Она не придет, — горячо прошептал Кейн, подняв палец — внимание! Ему послышались чьи-то крадущиеся шаги. Но нет, в шуме прачечной и ровном гуле кондиционера он не мог расслышать осторожную поступь человека.
Саша на одном чутье понял, что происходит, и опередил Кейна на мгновение:
— Как вы собираетесь вытащить меня отсюда?
— Возьми-ка вот это. — Джиттербаг сунул в руку Котика сверток.
— Что в нем? — Саша спрятал его у себя на теле и скрыл рубашкой навыпуск.
В нем нет ничего металлического — это заключенный определил на ощупь и по весу, хотя мысли его рисовали стандартные атрибуты для побега: пилка по металлу, нож, может быть, пистолет, лестница из гибкого троса.
— Потренируйся с этими вещами как следует. Малейшая ошибка — и ты навсегда потеряешь шанс выбраться из тюрьмы. Тебя обвешают браслетами, ошейниками и бросят в тюрьму с заключенными, уже совершившими побег. А меня посадят на освободившееся место. Будь осторожен, брат. Как сказал твой друг: у нас одна заготовка, не запори ее. На подготовку у нас десять дней.